Приход Русской Православной Церкви в России и за рубежом. Материалы к изучению приходской жизни. Выпуск 3. Благочиния Подмосковья и Новой Москвы
Шрифт:
Взаимоотношения с приходами другого благочиния пока претерпевают некоторые сложности, связано это с тем, что не так давно некоторые населенные пункты района стали Москвой. Бывшее до этого подольское благочиние разделилось, и часть связей нарушилась. Но они, конечно, есть, например происходят собрания благочиний, мы включены также в собрания викариатства. Да и на уровне человеческого общения между священниками взаимодействие всегда было и остается. Неплохо к нам относятся и власти Щапово, но их бюджет не предусмотрен для помощи приходам. Благочиние пока также не в силах нам помогать, поэтому в основном вся помощь приходит от прихожан. За что им отдельное
Храм при железной дороге. Богадельня для бездомных
Протоиерей Сергий Пятугин, настоятель храма свв. мцц. Веры, Надежды, Любови и матери их Софии г. Ожерелье (Каширское благочиние): «Я забыл, когда я последний раз венчал. Всем хочется, чтобы было красиво, а наш нынешний храм – это бывший сарай».
Родился я в 1979 году. В качестве священника служу уже 12 лет. Учился в Тобольской семинарии и Православном Свято-Тихоновском гуманитарном университете. Рукополагался я еще до разделения Красноярской епархии [33] .
33
Хиротонисан 3 февраля 2001 г. архиепископом Красноярским и Енисейским Антонием.
Поступил я в семинарию весьма интересным образом. Мамочка моя ходила в церковь, и я вместе с ней. Друзья по приходу собрались поступать в семинарию; как говорится, «все побежали, и я побежал», только все не поступили, а я поступил.
Норильск, где я служил до Каширского благочиния, – не самый лучший город для жизни с семьей и детьми. Зимой –40°, со всех сторон дуют ветра с химическим составом тех заводов, что там располагаются. На самом деле я упирался сколько мог, не хотел уезжать, помня, что пастор добрый душу свою полагает, но в конечном итоге обязательства перед семьей и близкими взяли вверх. В Кашире же, так получилось, вступивший тогда на должность благочинного отец Виталий Коценко искал в свой штат священников. К тому же моя теща купила здесь квартиру. Вот так и оказалось, что я пришелся к месту.
Надо сказать, совсем не случайно, что отец Виталий подыскивал себе новый штат священников, так как благочинные здесь менялись каждые полтора года и было тяжело работать без своих людей. Кашира вообще тяжелый город. В чем его тяжесть? Наверное, в том, что город этот тихий и жизнь здесь пресная, в ней почти ничего не меняется. И прежние благочинные именно с этим не справлялись. Храмы не строились и не восстанавливались, так как нужны были кадры, которые кардинально меняли бы обстановку в целом.
Для сравнения: когда я служил священником на Севере, то вообще не знал проблем с каким-либо обеспечением. Нужен транспорт для храма или нужд воскресной школы, достаточно было позвонить, чтобы грузовик или автобус уже был. В Кашире же можно было обойти с десяток организаций и не получить ничего, и у всех будет одно объяснение: сейчас бесплатно ничего, мол, не бывает. Вот с таким отношением сталкивались здесь благочинные, которые в массе своей не задерживались. Поэтому, наверное, не случайно, что в конечном итоге на место благочинного назначили отца Виталия – бывшего военного, имеющего мужской, крепкий характер.
После перевода из Красноярской епархии я служил год в Успенском соборе, у отца Виталия; затем меня назначили настоятелем храма в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии в город Ожерелье.
В свое время местная администрация отдала здание, которое принадлежало железной дороге, Церкви, но без каких-либо официальных подтверждений. В результате я столкнулся с весьма неприятной ситуацией, когда департамент ОАО РЖД мог в любой момент спросить нас, что мы делаем в их здании. Если уж Никитскую церковь, являющуюся памятником архитектуры, в нашем районе пытались продать с молотка, то что говорить о здании-кладовой для продуктов железной дороги, каковым до недавнего времени была наша церковь?! Очевидно, что риск остаться без храма и без прихода в таком случае был весьма велик. Поэтому когда я пришел на приход, то сразу же начал вести переговоры с местной администрацией. Получалось это у меня медленно и не всегда эффективно, но прошло три года, и теперь в администрации я знаю всех в лицо.
Тяжелой была битва за квадратные метры земли вокруг здания, которые крайне необходимы для нужд прихода. Но к моменту тех переговоров у меня было уже пятнадцать прихожан и помощников, которые весьма активно себя проявляли, и не обращать на нас внимания уже было нельзя. Пока тянулись переговоры, мы, между делом, заняли еще одно соседнее здание, которое сразу же определили под воскресную школу. Неожиданно для нас оно оказалось даже большим по размеру, чем здание храма.
Надо сказать, что к моменту наших притязаний на эти здания все они пустовали и были никому не нужны. Когда же мы проявили инициативу по их освоению, нашлись те, кому эти здания показались важны. Поэтому конфликтов нам не удалось избежать ни с главой местной администрации, ни с отдельными представителями местных жителей, которые хотели заполучить часть наших территорий. И я, может быть, не боролся бы, если бы не осознание того, что эти территории нам крайне нужны – это и богадельня для малоимущих и бездомных, и мастерские, дающие рабочие места. В результате пришлось пройти три судебных разбирательства, созывать людей на протестные акции, сносить здание. В итоге территории мы отвоевали, забор перенесли и теперь даже здороваемся с «обидчиками».
Но факт остается фактом – вся эта борьба заняла немалое количество времени и сил, и только последние несколько лет, после всех судебных тяжб и разбирательств, мы смогли вплотную заняться приходской жизнью.
Наш храм, освященный в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии, – бывшее здание склада, к которому предыдущий настоятель пристроил колокольню, особым образом, как мог, сконструировал алтарь. В итоге на сегодняшний день мы имеем здание церкви, в котором низкие потолки, места мало и дышать нечем. Здания храма и воскресной школы у многих прихожан до сих пор ассоциируются с кладовым сараем и молочной кухней. Немудрено, что у нас вообще не происходит венчаний, я не помню, когда венчал последний раз. Люди хотят венчаться там, где красиво, а не в бывшем сарае. Все-таки сама архитектура должна свидетельствовать, что это храм, соответствовать некой традиции, а у нас кроме купола и колокольни больше ничего нет. Поэтому мало тех, кто хотел бы крестить здесь своих детей, венчаться, посещать службы. Из-за того, что в таком здании храма неудобно и неуютно, многие желающие помолиться едут в Ступино или в Каширу.
Конец ознакомительного фрагмента.