Приходите за счастьем вчера
Шрифт:
– Не съешь. – Элайджа начал застёгивать рубашку. – Я так встаю.
– Да уж. – Катерина театрально-тяжело вздохнула и, подойдя, «невинно» провела пальцем по его груди. – Ты точно там живой?
– Живее всех живых, и, если ты продолжишь прыгать в этом и дальше, убедишься лично.
– Я не против, но кушать тоже хочется. – Подхватив с кровати сарафан, приготовленный перед тем, как Элайджа отправился показывать ей свою душевую, Катерина скрылась в ванной. – А как же моя мечта в сотню тысяч долларов?
– Можешь там краситься, переодеваться и спать, пока я в командировках. – Донёсся из-за двери приглушённый голос мужчины. – Или поселить своего кота, который к этой постели и близко
– Но коврик я сюда перенаправлю, – фыркнула девушка, распаковывая свой фен. – Не морозить же мне ноги. И кошачий столик – на нём будет спать Мартин!
– Посмотрим…
– И почему женское «нет» – это почти всегда «посмотрим», а мужское «посмотрим» значит «нет»? – себе под нос пробормотала она, и продолжила, возвысив голос и перекрывая гул: – Мартин – мой питомец, он не любит спать один. Скучает...
– А я не люблю спать втроём, – отрезал Майклсон. – Готова?
– Да. – Она нырнула с головой в следующее сухое полотенце, вороша уже подсохшие пряди, и вновь появилась в комнате. – В доме что-то изменилось, с тех пор, как мы разв… мм… расстались шесть лет назад?
– Не слишком. Реставрация в основном, но местами – да. – Он приподнял волосы у неё на макушке, взлохматил. – Хочешь посмотреть?
– Угу. Во сколько вы обедаете? – Поправив завернувшийся воротничок его рубашки, Кет присела на кровать и начала шнуровать босоножки.
– Семь. Ещё примерно пол часа. – Остановившись и оглядывая обнажившиеся коленки, каждую ямочку которых он уже изучил, Элайджа неожиданно резко добавил: – Давай быстрее, я хочу тебе кое-что показать.
– Женщина может медлить, если речь идёт о красоте, – кокетливо хмыкнула Катерина, нарочито аккуратно поправляя ремешки.
– Тогда ты получишь свой подарок только завтра.
– Почему не после обеда? – Её ручки запорхали по щиколотке и вторая сандалия оказалась зашнурованной практически моментально.
– После обеда мы займёмся другим.
– Я готова. – Она быстро направилась к двери. – Ты говорил, что это средство передвижения… Какая марка?..
– Эл… Как ты её? Она же… собственность Соединённых Штатов…
Она ошарашено разглядывала чагравую арабскую кобылку с редкой для этой породы белой звёздочкой на лбу. Аида, – а именно так звалась, переминавшаяся с ноги на ногу, лошадка, – увидев брюнетку тут же стала обнюхивать её грудь и живот в поисках кармана с едой. С принадлежавшей правительственному заповеднику Аидой девушка познакомилась, когда та была ещё жеребёнком и, благодаря связям в сенате, выбила разрешение учиться потихоньку её объезжать, но с отъездом из Нью-Йорка потеряла возможность видеть «подружку». И вот сейчас сердце Катерины радостно зашлось от того, что та находится рядом на расстоянии вытянутой руки. Пальцы девушки сами собой потянулись к холке, почёсывая тёмно-пепельную шёрстку.
– За организацию выставки цветов мне можно немного больше, чем другим. Плюс пожертвование на благотворительном балу. – Он подавил желание хорошенько встряхнуть её за плечи, сообразив: на лице Катерины помимо удивления и радости читался гнев. Она хотела получить Аиду в принципе, но не желала этого подарка от него.
– Одним ударом двух зайцев? Спасибо. – Продолжая поглаживать лошадку по носу, Кет натянуто улыбнулась.
– Чем ты теперь недовольна? – Элайджа сам не ожидал, что так легко выйдет из себя.
– Если я тебе не рассказывала про неё и про то, что занимаюсь, значит, не хотела этого. – Холодно объяснила девушка. – Аналогично и моя работа – ты не будешь в неё вмешиваться, понятно?
Повисла тишина, в которой размеренное дыхание лошади казалось громовым.
– Понятно должно быть кое-что тебе. Но раз забыла – напомню: никогда не разговаривай со мной в подобном
– Вот и верни, – процедила сквозь зубы брюнетка, глядя в его сердито прищуренные глаза.
– Как знаешь, – коротко бросил Элайджа.
Топнув ногой вслед вышедшему из конюшни мужу, Кетрин зашипела. Но злость прошла так же быстро, как и вспыхнула, сменившись смятением от собственной несдержанности. Почувствовав, как перехватило горло, она прижалась щекой к шее животного. Обидела. Обидела своего самого дорогого человека. Кет ничего не могла объяснить даже самой себе, но чувствовала – Аида, так же как работа, то немногое, что поддерживает её внутреннюю свободу от мужа. С каждым днём Кетрин понимала, что всё больше теряет голову – мужчина, которым стал с годами Эл, привлекал её гораздо сильнее, чем раньше, если это возможно. Она уже была на грани, чтобы вывалить всё как на духу, потому что он этого хотел. Только вряд ли он захочет ту, в которую она выросла: одно дело любить девочку-школьницу в образе светской львицы, а совсем другое – прошедшую огонь, воду и медные трубы женщину, а подвергать своё счастье испытаниям сейчас – ерунда. Тяжело вздохнув, Кетрин отстранилась от лошади и поджала задрожавшие губы: нужно беречь то, что есть, а не «плыть» на волнах сентиментальности.
Ужин прошёл в гнетущем молчании, прерывающемся лишь позвякиванием приборов. Кетрин сроду за словом в карман не лезла, но теперь тихо давилась оставленным для них уехавшей на выходные Розой ужином и не пыталась провоцировать мужа на разговор. Все слова, шутки, принятые в качестве стимула к беседе, казались ей грубыми и неуместными в данном случае.
Элайджа, прожевав последний кусок мяса, отставил тарелку и откинулся на спинку стула, невидяще глядя в пространство. Может, запереть её в четырёх стенах? С какой стороны ни взгляни: сам виноват – пошёл на поводу у женщины, пожинает плоды. Впрочем, когда соглашался, не знал, что прошлое Катерины будет настолько тянуть её назад и вмешиваться в их настоящую жизнь. Тогда он слишком устал от всей борьбы с ней и с собой, хотел перемахнуть пропасть одним шагом. Элайджа не собирался претендовать на весь её мир до него: у каждого человека есть свои секреты, но при условии полной принадлежности ему сейчас и в будущем, если он этого захочет. Хотя… Если быть честным с самим собой, ему нравилось, когда Катерина обессиленно шептала по ночам три слова из восьми букв, и с немного садистским удовлетворением видеть тоску в карих глазах от понимания, что он ей не верит. Своеобразная плата за подвешенное состояние. Мысль прервалась осознанием: в голове проносится нескончаемый бред… Рефлексии всегда сопутствовали их отношениям с Кетрин, начиная с того момента, как он, вопреки адекватной логике, решил записать её в свои секретари. Впрочем, есть то, что всегда возвращает рассудок и раскладывает всё по полочкам – работа, и её просто завал после неблагоразумно длинных праздников. Помогало раньше, поможет и здесь. Никак не попрощавшись с сидящей напротив женой, он направился наверх.
Кетрин некоторое время посидела в одиночестве, опрокинула в себя рюмку чего-то непонятного из разряда аперитива и, плюнув на неубранную посуду, поспешила вслед.
– Эл? – На стук в его комнате никто не отозвался, и она вошла. Уже сменив джинсы на брюки, он застёгивал ремень. – Куда ты?
– Доеду до офиса, возьму бумаги.
– Уже восьмой час вечера и суббота.
Глупейший контраргумент, но Кет его брякнула и тут же в полной мере ощутила себя той самой недалёкой и ревнивой женой, над которыми частенько потешалась в объятиях своих женатых любовников.