Приказ номер один
Шрифт:
П л а т о в. Не успел.
К а л и н к и н. Не будем. (И вновь.) В последний день все пела: «Ты жива еще, моя старушка…» Я о ней беспокоился, как ни о ком, как о родных детях не беспокоился, почему же все время — точит, точит, точит?!. Извините, все отвлекаемся от разговора.
П л а т о в. Прекратите ваши идиотские извинения.
К а л и н к и н. Извините. Обнял ее за плечи, от окна прикрываю, уговариваю чего-то, смотрит она на меня, и вдруг просто грудь двигаться перестала, дышать
П л а т о в (не сразу). Не успел.
К а л и н к и н. Не будем.
П л а т о в. Проститься.
К а л и н к и н. Понимаю вас… Понимаю!
П л а т о в. Далеко был… Не успел!
К а л и н к и н. Понимаю… Понимаю вас! Эх! Владимир Петрович, я сбегаю?
П л а т о в. Куда?
К а л и н к и н. На уголок?
П л а т о в. Зачем?
К а л и н к и н. Там — обед, но мне — вынесут! Я им благодарность в первый же день записал, ну, и в каждый праздник — аналогично!
П л а т о в. За то, что выносят?
К а л и н к и н. Нет! Это — система. В столовке или в гастрономе надо или благодарность, или жалобу, но — сразу, с ходу. И всегда будут встречать как родного!.. А то — вместе спустимся? Я угощаю! Владимир Петрович?..
П л а т о в (жестко). Я вас не слышал, Калинкин.
К а л и н к и н. Извините…
П л а т о в. Не слышал, ясно?
К а л и н к и н. Ясно, Владимир Петрович… Мне в коридоре обождать? Профсоюзную демократию?
П л а т о в. Да. Нет. (Пауза.) Так говорите, что по вашим этим «прогнозам»… демократия выскажется за ваше увольнение?..
Входит Ч а ш к и н а.
Ч а ш к и н а. Это я, старая кобра. Здравствуйте, кого не видела.
К а л и н к и н. Здравствуйте, Глафира Степановна.
Чашкина раскладывает перед Платовым бумаги на подпись.
Ч а ш к и н а. Телеграмма Сентюрину.
П л а т о в. Директору на визу…
Ч а ш к и н а. Все равно к вам направит сначала, визируйте!
П л а т о в. И это — директору.
Ч а ш к и н а. Вам и райисполком не откажет, и город! Подписывайте.
П л а т о в. Это — заму по общим вопросам.
Ч а ш к и н а. А не ту мебель подберут — устроишь всем, не знаю тебя? Образцы вот, проспекты, каталог! Заму — передадим для руководства…
П л а т о в. Звонки были?
Ч а ш к и н а. Всем отвечено.
П л а т о в. Что?
Ч а ш к и н а. Что надо.
П л а т о в. Москва?
Ч а ш к и н а. И Москве!
П
Ч а ш к и н а. Уйду-уйду! Сейчас пенсионеры — первые люди, везде — с распростертыми! Хоть в вахтеры, хоть в контролеры, хоть… (Подкладывая бумаги Платову.) Это подождет… Это — срочно!
П л а т о в. Сам вижу.
К а л и н к и н. Глафира Степановна, у вас ведь внуки и внучки есть?
Ч а ш к и н а (гордо). У меня правнук есть! Феликс. В честь Феликса Эдмундовича.
К а л и н к и н. Родители назвали?
Ч а ш к и н а. При чем тут… родители? Я!
П л а т о в (просматривая бумаги). Вот и отправляйтесь к своему Эдмундовичу, что вас держит?
Ч а ш к и н а. Что! Наверно, привыкаем на сцене присутствовать, а не в зале! Двадцать пять лет в месткоме, восемнадцать — в бюро! А в жилищной? В соцстрахе? В ПДПС? Сейчас в людях такой прилив, такой накал общественной активности! (Поет.) «Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодой!..» Хотя, сколько же я могу быть с ним, с комсомолом-то?.. Это — тоже подпишите, а это — копии ответов, завизировала за вас…
П л а т о в (вдруг). Степановна, что народ?
Ч а ш к и н а. А что народ?
П л а т о в. Что говорят, спрашиваю?
Ч а ш к и н а. Разное говорят.
П л а т о в. Очень… разное?
Ч а ш к и н а. Очень.
П л а т о в. Актив, значит, сегодня будет… (Умолк.)
Ч а ш к и н а. Совладаешь.
П л а т о в. Думаешь?
Ч а ш к и н а. Совладаешь.
П л а т о в. Надо бы!
Ч а ш к и н а. Ты уж… Ну, да уж ты-то!
П л а т о в. А что я им всем скажу?
Ч а ш к и н а. Все. Как есть.
П л а т о в. Специализация, реорганизация… а воз и ныне там?
Ч а ш к и н а. Скажешь — раньше строили дома, теперь — города! Раньше всей страной — Днепрогэс, теперь в одной нашей Усть-Илимской ровно десять Днепрогэсов!.. Чего и чему удивляться?!
П л а т о в. Да…
Ч а ш к и н а. Будут определенные жертвы! И премии, и оклады, и самолюбия… «Жертвы»! Они что, соизмеримы с теми, что нам приходилось приносить? Вчера? Позавчера?
П л а т о в. Да…
Ч а ш к и н а. Все говори. Как есть!.. Отвыкли мы от настоящих жертв, потерянный рубль за трудовой подвиг считаем!..
К а л и н к и н. Как самочувствие-то, Глафира Степановна?
Ч а ш к и н а. Как у Пиночета.
К а л и н к и н. А… как у Пиночета?
Ч а ш к и н а. А я — не доктор!
К а л и н к и н. Как же тогда… желаете?
Ч а ш к и н а. Раз все люди доброй воли на земле желают этому горилле, фашистскому гаду этому самого худого, как же, по-твоему, может он себя чувствовать?!