Приключения 1977
Шрифт:
Межерицкий вел записи по дням. Мы потом детально изучили их вместе с Жаровым.
«11 ноября, 17 часов 30 минут. Арзуманова сыграла в палате больного три пьесы: Баркаролу, этюд номер 8 и «Воспоминание». Больной лежал на кровати. Происходящее его не занимало. 18 часов 10 минут. Арзуманова закончила играть. Пульс б-го 80, давление 120 на 84. Никакого беспокойства и любопытства б-ной не проявлял».
«12 ноября. 17 часов 25 минут. А-ва играла «Фантазию», этюды № 3 и № 6, «Дивертисмент». Б-ной лежал на кровати в своей обычной позе, на спине. Никакой реакции не наблюдалось. А-ва закончила играть в 18 часов 15 минут. Пульс б-ного 76, давление 120 на 80. Состояние обычное:
«13 ноября, 17 часов 25 минут. Время исполнения увеличено до 18 часов 30 минут. А-ва сыграла этюды № 1, № 2, № 7 и № 5, вариацию на тему «казачка», «Колыбельную», вальс. Б-ной никакой реакции не проявлял. Лежал на постели. Пульс 89 (несколько учащен), давление 120 на 80».
«14 ноября. 17 часов 30 минут. А-ва сыграла соль-минорную сонату, этюд № 5 для одной руки. Б-ной, лежавший на постели, сел. Заинтересован в происходящем. А-ва исполнила «Песню». Явная реакция. Б-ной слушал с вниманием. 18 часов 35 минут. Конец сеанса. Пульс б-ного 90 (учащен), давление 140 на 80 (верхнее несколько повышено от нормы). Заснул позже обычного».
«15 ноября. 17 часов 30 минут. Я попросил А-ву повторить то, что она исполняла вчера. Во время «Песни» б-ной встал с постели, подошел к пианино. Внимательно смотрел на ноты. Взволнован. Сеанс закончен в 18 часов 40 минут. Пульс 90 (учащен), давление 140 на 80 (верхнее повышено). Б-ной заснул только после дополнительной (0,5) таблетки седуксена».
«16 ноября. В 10 часов б-ной подошел к пианино. Попытался играть. Закрыл крышку. Сидел неподвижно на стуле. Неспокоен. Плохо ел в обед.
17 часов 20 минут. Приехала А-ва. При ее появлении в палате б-ной поднялся с кровати и сел. А-ва сыграла сонату № 2, «Дивертисмент», снова «Песню». Во время исполнения «Песни» б-ной волновался. Встал, ходил по палате. А-ва сыграла «Грезы». Когда А-ва кончила играть, б-ной сел за пианино. Пытался играть. Сбился. Пересел на койку, закрыл лицо руками. А-ва ушла в 18 часов 40 минут. По ее мнению, б-ной от длительного отсутствия практики утратил навык в игре. Б-ной после ее ухода снова пытался играть что-то. Расстроился. Пульс 95 (учащен), давление 145 на 85 (повышенное). Уснул после дополнительного приема седуксена».
На этом эксперимент кончился. Семнадцатого ноября, за час до того, как Асмик Вартановна должна была ехать в диспансер, — я присылал ей свою машину, — старушка на работе вдруг почувствовала себя плохо. Арзуманова вызвала к себе в кабинет заведующего учебной частью и завхоза.
— Милые вы мои, — сказала Асмик Вартановна, — никогда не думала я о смерти, вот и забыла распорядиться. Всю мою библиотеку, книги, ноты, периодику возьмите в школу. И пианино…
Это были последние слова Асмик Вартановны.
Слава, мой шофер, посланный в школу, вернулся с печальными известиями. Я не мог поверить, что Арзумановой больше нет…
В конце рабочего дня позвонил Межерицкий, спросил, почему не было Арзумановой.
— Она скончалась, Боря…
— Жаль, очень жаль… — после долгого молчания ответил Межерицкий. — Замечательный человек. — И опять помолчал. — Я понимаю, Захар, горе большое. Но дело есть дело. Как теперь быть с пайщиком? И надо же, когда, казалось, все тронулось с мертвой точки…
— Что-нибудь придумаем.
— Ох, боюсь, не было бы хуже. Слишком резко оборвать сеансы игры… По-моему, он уже привык к Асмик Вартановне.
— Давай поговорим при встрече.
— Идет. Какая-нибудь помощь нужна?
— Какая теперь помощь? Спасибо, дружище. Я сам позвоню в горисполком.
Похороны Арзумановой состоялись через три дня. Приехали родственники: младший брат, племянница. Детей у старушки не было. Провожать Асмик Вартановну собралось полгорода. Было множество цветов. Все, кто учился в Зорянске музыке, так или иначе прошли через ее заботливые руки.
Жаров на похороны не успел. Он глубокой искренне горевал. Арзуманова как бы благословила
Помимо чисто человеческой утраты, мы потеряли отличного, незаменимого помощника в расследовании дела Домового.
Жаров был настолько потрясен, что в первый день разговора у нас с ним не получилось. И только назавтра он доложил о работе, проделанной в Ленинграде.
— Встретились с бывшими учениками консерватории, что живут в Ленинграде, — рассказывал он. — Юрий Михайлович взял на себя преподавателей. Кое-кто еще работает и из пенсионеров. И вообще, мало кто из профессоров удаляется от дел. Преподают до последнего. Беда вот в чем: все это было очень давно. Ведь, по словам Асмик Вартановны, до войны еще! Такие события произошли. И сведений никаких. Только редкая способность запоминать. Мне говорили, что хороший музыкант должен знать наизусть все произведения, которые у него в репертуаре…
— Речь шла о том, чтобы запомнить с первого раза.
— Вот и мы искали такого. Не знаю, тот или нет.
Некто Яснев Аркадий Христофорович. В сорок первом году учился на четвертом курсе. Не закончил из-за войны.
— Он жив? Где теперь?
— Юрий Михайлович занимается этим вопросом.
7
Надежда на улучшение состояния больного рухнула. Более того, Межерицкий попросил приехать. И настроение, с которым он звонил, ничего хорошего не предвещало…
— Общее состояние очень ухудшилось. Резко подскочило давление, почти не спит. Боюсь, как бы не стало еще хуже. Склеротический тип. Чего доброго, хватит инсульт…
— Что, ты считаешь, на него повлияло?
— Не знаю. Была явная ремиссия. [25] Что-то в больном зашевелилось. Возможно, воспоминания, душевные волнения. И мы резко прервали нашу музыкотерапию.
— Давайте срочно продолжим! — взволнованно предложил Жаров.
— Где вы возьмете хорошего пианиста, чтобы он терпеливо изо дня в день приезжал сюда? У нас ведь не дом отдыха…
25
Ремиссия — улучшение состояния здоровья.
— Можно найти, например, в Ленинграде, — не отступал Жаров.
— Как вы это себе мыслите? — усмехнулся Межерицкий.
— У меня есть кое-какие знакомые. — Жаров посмотрел на меня, ища поддержки. — Захар Петрович, если обратиться в филармонию… Через наше руководство.
— Постойте, Константин Сергеевич, дело это деликатное. Привлекать музыканта… Нет, только в добровольном порядке. Хорошо, допустим, охотник найдется. Это в идеальном случае. Но вдруг это будет длиться не одну неделю? Кто на это согласится? И снова придется прерывать…
— Нет-нет, — запротестовал Межерицкий. — Дай бог опять вернуть пайщика в норму. Как врач еще добавлю: большое значение имела личность самой Асмик Вартановны… Вот это был человек! Мягкий, обаятельный. Как она входила в палату, с каким вниманием и теплотой здоровалась с больным… Это очень важно.
— Да, найти другую такую трудно, — вздохнул я.
— Невозможно, — подтвердил Жаров.
— Видите, вы сами это признаете, — сказал Борис Матвеевич.
— Но все-таки попробовать надо, — стоял на своем следователь. — Не останавливаться же на полпути.
Мне показалось, Межерицкий обиделся.
— Не думайте, Константин Сергеевич, что меня пугает ответственность. Хотя, пока больной находится в больнице, за его состояние отвечаю я. Я иду вам навстречу. Вы сами видите. Но снова подвергать больного испытанию я не имею права. Если бы я сам мог играть, уверяю вас, не посчитался бы со временем… Мне нужна гарантия, что лечение, или, как я называю, музыкотерапия, будет продолжаться сколько необходимо.
— Почему все-таки резкое ухудшение? — спросил я.