Приключения Чикарели

Марухян Рубен Арамович

— Кем-то становятся только дураки, — надменно ответил он, — я таким родился, это во-первых. Во-вторых, в нашем городе есть такие обжоры, что я по сравнению с ними обычный едок. А вы, собственно, кто такой?

— Писатель.

— Не может быть! Не может быть — радостно воскликнул он. — Милости просим, садитесь за стол, пообедаем вместе. Я не прочь поесть еще, уже проголодался. Этот дистрофик с вами? — кивнул он на Чикарели. — Пусть сядет тоже. Писатель, говорите? Именно вас нам и не хватало. Эй, вы, — окликнул он слуг, — несите все, что у вас имеется, да поживей. Так вот, уважаемый, мне доставляет удовольствие беседовать с писателем. Сам я человек начитанный, у меня довольно богатая библиотека

по кулинарии. И только об одном мне приходится сожалеть — об отсутствии писательского дара. Всю жизнь я мечтал написать книгу о пользе обжорства, но судьба обделила меня талантом литератора. Для полного счастья мне не хватает лишь умения излагать свои взгляды относительно той великой пользы, которую приносит обжорство. Воистину в здоровом теле здоровый дух. Я много ем и поэтому здорово мое тело, затем я отдыхаю до следующей трапезы, и потому здоров мой дух. В каком случае, на ваш взгляд, наступает гармония духа и тела? Не задумывались? А я вам отвечу: только тогда, когда человек бывает толстым и упитанным. Когда все люди станут такими, тогда на свете не будет проблем, люди не будут интересоваться ничем, кроме своего желудка, и жизнь станет истинным раем. Я хочу предложить вам погостить в нашем городе, поближе познакомиться с нашим бытом и нравами, собрать богатый материал и написать отдельную книгу о счастье быть сытым и довольным. А наши повара, будьте уверены, за какой-нибудь месяц-другой поставят вас на ноги.

— Прекрасное предложение, — язвительно ответил я. — Теперь позвольте мне задать вам вопрос.

— Конечно, мой дорогой, задавайте.

— Меня интересует, за чей счет вы так обжираетесь?

— Глупейший вопрос, недостойный истинного писателя. Разве это так важно, за чей счет я ем? Важнее то, сколько я ем и сколько я вешу. Таков закон жизни: одни работают, другие едят. Не съем я — съест другой. Лучше есть самому, чем отдавать невесть кому, — он довольно погладил свой живот.

— Человек рожден не для того, чтобы есть.

— Тощий дурак! — рассвирепел губернатор. — Я всю жизнь утверждал, что все вредные и опасные мысли исходят от писателей. «Человек рожден для великих дел и помыслов…» Знаем, слышали. А разве не великое дело сытно поесть, а затем, лежа в мягкой постели, помышлять о следующей трапезе? Человечество потому и несчастно, что тысячелетиями думало о бессмысленных вещах — искусстве, труде и прочей чепухе. Мы исправим эту историческую ошибку. Дети в нашем городе учатся правильно жить и любой из них может разъяснить вам смысл человеческого бытия. Эй, Пышка, — подозвал он толстенького поваренка, — ответь мне, в чем смысл жизни?

— В упитанности.

— Перечисли мне все четыре заповеди.

— Завтрак, обед, полдник, ужин.

— Молодчина! Когда есть такие дети, можно не беспокоиться о будущем государства. А вы, — повернулся он к нам, — наши идеологические враги. Эй, слуги, возьмите самые большие ложки, поколотите этих людей и прогоните из нашего города.

— Да ну, — лениво ответил один из слуг, — еще похудеем.

— Тому, кто выполнит мой приказ, будет выдана двойная порция обеда.

Что тут началось! Слуги вырывали друг у друга ложки, хватали, что попало, чтобы поколотить нас.

— Ах, так! — разозлился Чикарели, схватил со стола поднос с тортом и швырнул его в губернатора. — Получай, толстый боров!

Слуги бросились вытирать лицо своему повелителю, а я перевернул стол, чтобы задержать преследователей, и мы выскочили вон.

Отдышавшись за пределами города, мы присели отдохнуть на обочине дороги.

—

Попадись они в руки нашему директору, он бы за одну неделю сделал их людьми.

— Ах, милый мой, — вздохнул я, — если бы такие вопросы решались за одну неделю, многое на свете давно изменилось бы к лучшему.

Мы шли по руслу родника, освещенному тусклым светом, и я думал о том, как порой легко потерять человеческий облик.

ДЛИННОПАЛЫЕ

Из-за мшистой скалы высунулся человек с худым желтым лицом, державший руки в карманах.

— Привет, друзья, — поздоровался он певучим голосом.

— Здравствуйте.

— Куда путь держите?

— К истоку родника.

— Далековато. Исток не убежит, пошли лучше к нам, — предложил он, еще глубже сунув руки в карманы.

— Мы спешим.

— Бросьте. К истоку вы так или иначе должны пройти через наш город, так что милости просим в гости, — сказал он и кивнул на узкий проход в скале. — Ну, чего уставились, входите.

— Как?

— Очень просто, ползком. Смотрите, — он ловко нырнул в проход и подал оттуда голос: — Входите.

Я первым просунул голову в отверстие и вполз, а Чикарели последовал за мной.

Город состоял из множества кривых, извилистых улочек и переулков с глинобитными домишками.

— Сейчас придут ребята, — сказал наш знакомый, свистнул и потом почему-то спрятал руки за спину. На его свист, как из-под земли, выскочили здоровые парни и, размахивая длиннющими руками, запели, пританцовывая:

Наши пальцы, наши пальцы, Просто чудо — наши пальцы, Удлиниться им несложно, Так что, будьте осторожны. То, чего не видит глаз, Видят пальчики у нас, Влезут в кошелек любой, Деньги унесут с собой, Раз-два-три и три-два-раз — Нету кошелька у вас.

— Это наши карманники, — сказал наш провожатый, — ужасно ловкие ребята, один ловчее другого. Вон тот — Чамо, рядом с ним — долговязый Каланча, слева стоит Чижик, первоклассный специалист, мы на него возлагаем большие надежды. Сейчас познакомлю, может, захотите поучиться у них ремеслу. Эй, Чиж, лети сюда.

— Ну? — сунув руки в карманы, подошел к нам тот, кого звали Чижом.

— Знакомься, — кивнул на нас желтолицый.

Чиж недоверчиво посмотрел на нас и бросил желтолицему:

— Ты кого это привел сюда, козел? А что, если это фараоны?

— Какие фараоны, дурак! Ты только посмотри, какие у них честные физиономии, разве такие могут быть фараонами?

— Смотри у меня, — пригрозил Чиж желтолицему, — в момент пришью.

— Брось выпендриваться, Чижик, я сам могу пришить кого хошь. Лучше возьмись за этих типов и поучи их своему ремеслу, а то гляди, какие у них короткие руки.

Да, сомнений не оставалось: мы очутились в городе воров. То-то у них такие длинные руки и пальцы. Только этого нам не хватало.

— Мы не будем красть, — возразил я.