Приключения Чикарели
Шрифт:
Знаешь, есть такая закономерность: можно радоваться краденому, но счастья от него не жди. Так случилось и с воришкой-воробьишкой: через три дня он внезапно ослеп. Не зная, что ему делать, он вылетел из гнезда, ничего не видя перед собой, со всего размаха ударился о стену дома и погиб. Такой печальный конец ожидает каждого, кто украдет, — природа неминуемо накажет его.
Босс умолк. Мы тоже не знали, что сказать. Первым заговорил Чикарели.
— А для чего вы рассказали эту историю с воробьихой? — спросил он.
— Сам не знаю, — вздохнул босс. — Тогда я не понял смысла этого рассказа. Правда, садовник меня простил и отпустил безнаказанно,
— Интересный? — спросил Чикарели.
— Уникальный. Чего там только нет. Пошли.
Он привел нас в какую-то землянку, где под стеклянными витринами хранилось огромное множество ручных и карманных часов, золотых цепочек, авторучек и блокнотов.
— Выставленные экспонаты, — начал босс тоном профессионального гида, — мой личный вклад в экспозицию музея. Все, что вы видите здесь, итог многолетней, кропотливой работы, — он любовно посмотрел на свои пальцы. — Это не просто пальцы, а орудие труда. В мгновение ока мои пальчики могут опустошить содержимое любого кармана. Надо сказать, что наиболее омерзительные карманы принадлежат студентам: в них не найти ничего, кроме обгрызенных авторучек, проездных талонов и блокнотов с телефонами девчонок. Честно говоря, я питаю слабость к карманам стариков. Правда, там не найти золота и бриллиантов, зато попадаются конфеты. Влезешь в карман какой-нибудь старушенции, а там — самый вкусный в мире леденец, который она приберегла для любимого внука. Или влезешь в карман старика, пошаришь, а там ничего, кроме носового платка. Но ведь умный человек знает, что в этом паршивом платке — пенсия старичка. Ну, а это — он указал на витрину с драгоценностями, — моя гордость. Взгляните на эти карманные часы: я их достал только с третьей попытки и чуть было не попался из-за того, что карман был очень уж глубоким.
— И вам не стыдно? — горестно произнес я.
— А чего стыдиться, ведь это моя профессия. Вот вы, — он ткнул меня в грудь двадцатисантиметровым указательным пальцем, — вы же не стыдитесь того, что пишете книги. А я бы на вашем месте от стыда провалился сквозь землю, если бы у меня были пустые карманы. Тоже мне, — он презрительно усмехнулся. — Ладно, пошли, как видно, музеи не вашего ума дело. — Босс пронзительно свистнул, и у землянки тут же возникла уже знакомая нам шайка карманников. — Проводите их. Хорошие ребята, но жить не умеют.
Каланча, Чиж, Чамо и остальные повели нас по улицам и подворотням, напевая свою песенку:
Наши пальцы, наши пальцы, Это чудо — наши пальцы, Удлиниться им несложно, Так что, будьте осторожны. То, чего не видит глаз, Видят пальчики у нас. Влезут в кошелек любой, Деньги
РОГАТОЧНИКИ
На склонах холмов нам стали попадаться деревья с оборванными и сломанными ветвями. Я подошел поближе и стал разглядывать одно из деревьев.
— Видимо, их побило градом, — предположил я.
— Нет, не градом, не градом.
— Откуда ты знаешь? — спросил я.
— Что?
— Что их побило не градом.
— Я не говорил ничего такого, — удивился Чикарели.
— Не градом, люди добрые, не градом, помогите нам, — вздохнуло дерево, и с его ветвей закапали слезы.
— Отчего ты плачешь, тебе больно?
— И больно, и обидно. Какие-то мальчишки не дают нам покоя, думая, что легко быть деревом. А вы попробуйте всю жизнь стоять на одном месте под палящим солнцем или проливным дождем. Мы так обижены на этих мальчишек, что могли бы плюнуть на все и высохнуть. Но совесть не позволяет, мы все-таки деревья, нам положено зеленеть, выделять кислород, чтобы эти скверные мальчишки не задохнулись в своем же углекислом газе.
Чикарели обвязывал сломанные ветки и ставил под них подпорки.
— Спасибо, мальчик, я не забуду твоей доброты, — облегченно вздохнуло дерево.
Мы лежали под деревом и думали о том, сколько времени прошло с тех пор, как мы проникли в русло родника.
— Домой хочется, — всхлипнул Чикарели, схватив меня за руку. — Пойдем.
В его глазах было столько тоски, сколько может быть в глазах только взрослого человека, многое испытавшего за свою жизнь. Дети всегда нуждаются в доброте и ласке взрослых, а мы, взрослые, часто не понимаем этого, словно на свете не существует ни душевной теплоты, ни ласковых слов.
Мы поднялись и пошли. Не успели мы спуститься с холма, как на нас обрушился град камешков. Они со свистом проносились рядом, не задевая нас.
— Ложись! — крикнул я, бросился на землю и прикрыл собой Чикарели.
Град прекратился так же внезапно, как и начался.
— Что, струсили? — раздался откуда-то сверху голос.
Я поднял голову и увидел стоявшего над собой самодовольно ухмылявшегося мальчишку.
— Вы думаете, что мы мазилы? Просто мы решили слегка попугать вас. Ну что вы прилипли к земле, вставайте.
И тут Чикарели в резком прыжке схватил мальчишку за шиворот, свалил его, и они стали кататься по земле. Наконец Чикарели удалось отнять у него рогатку.
— Вот кто, оказывается, калечит деревья! — заорал он вне себя от бешенства.
Таким злым я его еще не видел.
— Отпусти, — извивался мальчишка, пытаясь высвободиться из цепких объятий Чикарели, — или ты не знаешь, кто я такой?
— Как не знать, самый настоящий паразит! — прошипел Чикарели.