Приключения Конан Дойла

Рассел Миллер

Успех мемуаров Видока породил множество британских подражаний: “Сцены из жизни полицейских с Боу-стрит”, “Воспоминания агента сыскной полиции”, “Приключения настоящего полицейского” и массу прочих.

Детективные романы считались низким жанром, пока в 1841 году в “Убийстве на улице Морг” Эдгар Аллан По не явил миру своего Огюста Дюпена, расследовавшего преступление при помощи “аналитического дарования”. Загадочный, эксцентричный Дюпен был высокообразованным интеллектуалом, знал латынь и греческий, точные науки; ему не было равных в искусстве наблюдать и делать выводы, и он стал первым литературным героем, прибегшим к методу дедукции. Отныне блестящее образование, знания, холодная объективность, граничащая с бездушием “мыслящей машины”,

станут неизменными чертами детектива-джентльмена.

В “гимнах рациональности”, каковыми являются криминальные истории По, разработаны все основные приемы классического детектива: блестящий, харизматичный главный герой, его близкий друг и помощник, неповоротливая полиция, загадочное преступление, ложно обвиненный подозреваемый, поддельные улики и в финале разоблачение истинного злоумышленника и торжество справедливости. Сюжет “Убийства на улице Морг” стал лекалом, по которому были скроены сотни детективных рассказов. Сначала описывается преступление, затем на сцену выходит Дюпен и обнаруживает улики, не замеченные его менее наблюдательным напарником. Затем в дело вступает полиция, но в итоге именно Дюпен раскрывает дело. Попутно он излагает ход своих мыслей и удивляется тупости полицейских, которые “впали в грубую, хоть и весьма распространенную, ошибку, смешав необычайное с необъяснимым. А ведь именно отклонение от простого и обычного освещает дорогу разуму в поисках истины. В таком расследовании, как наше с вами, надо спрашивать не “что случилось?”, а “что случилось такого, чего еще никогда не бывало?” [11] .

11

Перевод М. Беккер.

Молодой французский автор Эмиль Габорио, восторженный поклонник По, пошел по его стопам и придумал инспектора Лекока, в котором видны черты Видока. Габорио очень способствовал популярности жанра и был мастером напряженной интриги. Подобно Дюпену и Холмсу Лекок отличался острой наблюдательностью, но, в отличие от этих господ, был частью полицейской системы, то есть профессионалом, а не любителем. Его умение воссоздать портрет преступника по крупицам улик, не замеченных простыми смертными, было революционным для детективной литературы и, несомненно, сильно повлияло на Конан Дойла.

Первым британским сыщиком стал инспектор Баккет, персонаж романа Ч. Диккенса “Холодный дом” (1852). Он не мог состязаться с Дюпеном по части интеллектуальной — Баккет больше работал ногами. Своего героя Диккенс срисовал с реального инспектора Чарльза Филда, служившего в Лондонской сыскной полиции, — за год до выхода романа он опубликовал о нем очерк в своем журнале “Домашнее чтение”.

Протеже Диккенса Уилки Коллинз прославился в 1860 году своим первым романом “Женщина в белом”; в “Лунном камне” (1868), про который Т.С. Элиот писал, что это “самый первый, самый длинный и самый лучший английский детектив”, были заложены архетипические принципы детектива двадцатого века: ограбление загородного поместья, узкий круг подозреваемых, недееспособная местная полиция, выдающийся сыщик, ложные версии, реконструкция преступления и в финале — неожиданный поворот.

В 1870–1880 годах книжный рынок наводнили второсортные поделки, рассчитанные на малообразованных читателей, в основном из лондонских низов. Примитивные сюжеты, дурацкие ошибки преступников и непонятно откуда вдруг взявшиеся улики — таковы были их характерные черты.

Но на пороге уже стоял гениальный Шерлок Холмс, виртуоз научного анализа, чьими умозаключениями читатель мог восхищаться на протяжении всего расследования.

Дойл начал повесть в марте 1886-го, и через полтора месяца она была закончена. Поначалу она называлась “Запутанный клубок”, и фигурировали в ней “молодой человек с сонным взглядом”, которого звали Шеридан Хоуп,

а затем Шеррингфорд Холмс, и его приятель Ормонд Саккер, но в окончательной редакции они превратились в Шерлока Холмса и его преданного помощника доктора Джона Ватсона.

В мировом сообществе почитателей Конан Дойла, называющих себя “шерлокианцами”, велись долгие споры по поводу происхождения этих имен. В итоге сошлись на том, что фамилию Холмс Дойл позаимствовал у Оливера Венделла Холмса, писателя, которым он искренне восхищался. Что касается имени, то, возможно, оно составлено из фамилий двух ноттинггемпшерских игроков в крикет, знаменитых в 1880-х годы: Т.Ф. Шеклока и М. Шервина; впрочем, в Стоунихерсте у Артура был одноклассник Патрик Шерлок, а в “Истории Англии” Маколея — любимой книге Конан Дойла — упоминается Вильям Шерлок. Одного из членов Литературнонаучного общества Портсмута звали Джеймс Ватсон (хотя не исключено, что Дойл познакомился с ним уже после того, как написал “Этюд в багровых тонах”), а среди ассистентов Джо Белла был доктор Патрик Херон Ватсон.

Изначально “Этюд в багровых тонах” не вызвал у издателей большого интереса. Сначала его отверг “Корнхилл”: Пейн сказал, что вещь “мощная”, но слишком длинная для одного номера и слишком короткая, чтобы печатать ее с продолжениями. К тому же он счел, что она сделана в духе “бульварной дешевки”. Эрроусмит из “Бристоля” вернул повесть не читая, и так же поступили в издательстве “Фред Уорн и К°”. “Мой бедный “Этюд”, — писал матери расстроенный Дойл, — никто, кроме Пейна, даже и не прочел. Раскрыть раковину настоящей литературы и извлечь оттуда устрицу нелегко. Со временем, однако, все наладится”.

Его уверенность оправдалась. 30 октября 1886 года издательство “Уорд, Локк и К°” предложило Дойлу 25 фунтов за авторские права на повесть, правда, с условием, что опубликована она будет в следующем году, “поскольку сейчас рынок заполнен дешевой литературой”. Вероятно, отсрочка огорчила автора меньше, чем мизерный гонорар и нелестное определение, и он попросил проценты с тиража. В письме от 2 ноября “Уорд, Локк и К°” вежливо отказались, сославшись на то, что “Этюд” вместе с рассказами других сочинителей войдет в ежегодный сборник, и они не могут заплатить проценты только ему — это “неудобно” по отношению к остальным. Других предложений не было, и пришлось согласиться. “Больше я от них никогда не получил ни пенни”, — мрачно вспоминает он в автобиографии.

Примерно в это же время его попросили сделать перевод с немецкого для бюллетеня “Газ и водопровод”, где вскоре и вышла статья под заголовком “Проверка газовых и водопроводных труб на предмет протечки”. Дойл шутил, что это была поворотная точка в его писательской карьере — впервые журнал нуждался в его услугах, а не наоборот.

В “Этюде в багровых тонах” Холмс знакомится с Ватсоном. Их представил друг другу общий знакомый, и они условились вместе снимать жилье по адресу, который стал, наверное, самым знаменитым в английской литературе: Бейкер-стрит, 221-6. “В квартире было две удобные спальни и просторная, светлая, уютно обставленная гостиная с двумя большими окнами. Комнаты нам пришлись по вкусу, а плата, поделенная на двоих, оказалась такой небольшой, что мы тут же договорились о найме и немедленно вступили во владение квартирой”.

Так было положено начало долгой нерушимой дружбе, притом что трудно представить себе людей более разных, чем эта пара. Знающий себе цену женоненавистник, холодный расчетливый аскет Холмс и сердечный, простодушный Ватсон, питающий слабость к игре и хорошеньким женщинам, полностью подпавший под влияние своего блестящего товарища. Холмс, безусловно, незаурядный человек: “Видите ли, — говорит он, — мне представляется, что человеческий мозг похож на маленький пустой чердак, который вы можете обставить, как хотите. Дурак натащит туда всякой рухляди, какая попадется под руку, и полезные, нужные вещи уже некуда будет всунуть, или в лучшем случае до них среди всей этой завали и не докопаешься.