Приключения Конан Дойла

Рассел Миллер

В тот вечер Стоддарт заключил контракт с обоими авторами на loo долларов за “произведение объемом не менее 40 000 слов”. Это было куда больше, чем Дойл зарабатывал за год писательским трудом. Что до Уайльда, то сначала он попытался отказаться, ссылаясь на то, что “в английском языке не найдется сорока тысяч красивых слов”, но в итоге написал свой единственный роман “Портрет Дориана Грея”, который глубоко потряс викторианское общество гомоэротическим подтекстом.

Вот ответ Уайльда на поздравления Дойла в связи с выходом романа в свет: “В газетах, как мне кажется, пишут похотливые сладострастники — для узколобых ханжей. Не понимаю, что в “Дориане Грее” можно усмотреть аморального. Трудность для меня заключалась как раз в том, чтобы мораль, заложенная в книге, не умаляла художественного

и драматического впечатления, и все же, на мой взгляд, мораль получилась слишком явная”.

Уайльд пытался в своей прозе подражать крепкому, энергичному стилю Дойла, но был вынужден признать неудачу. В частной беседе он сказал: “Я не умею описывать поступки, мои герои сидят в креслах и сплетничают”.

Со своей стороны Дойл предложил Стоддарту “Знак четырех”, где снова фигурирует Шерлок Холмс. Ему понадобилось всего два месяца, чтобы написать эту повесть. Дело происходит в Лондоне и окрестностях, которые Дойл знал очень плохо: “Вас, должно быть, позабавит, — писал он Стоддарту 6 марта 1890 года, — что мои обширные, доскональные сведения о Лондоне почерпнуты из обычного городского путеводителя”. Из этой повести мы больше узнаем об отношениях Ватсона и Холмса и уютном холостяцком житье на Бейкер-стрит в компании почтенной домоправительницы миссис Хадсон, их опекающей. Эти двое укрылись от внешнего мира в маленькой квартирке, но в любой момент они готовы совершить вылазку и сразиться со злом.

В “Знаке четырех” Холмс на пике формы: он блестяще раскрывает таинственное преступление, в котором есть и ограбление, и сокровища, и предательство, и месть, и погоня на быстроходном катере по ночной Темзе. Хотя есть там и фактические ошибки: например, у троих сикхов мусульманские имена. Но это мелочи — читатель захвачен быстро развивающимся сюжетом и восхищен логикой великого сыщика. Впрочем, помимо массы достоинств у Холмса имеются и недостатки: обнаруживается, что он заядлый кокаинист. Доктор Ватсон пытается убедить его в пагубности этой ужасной привычки. “Как можете вы, — негодует он, — ради каких-то нескольких минут возбуждения рисковать удивительным даром, каким природа наделила вас?” [15] .

15

Здесь и далее “Знак четырех” цитируется в переводе М. Литвиновой.

На самом деле уже в “Этюде в багровых тонах” были намеки на порочное пристрастие Холмса: порой “он целыми днями лежал на диване в гостиной, не произнося ни слова и почти не шевелясь. В эти дни я подмечал такое мечтательное, такое отсутствующее выражение в его глазах, что заподозрил бы его в пристрастии к наркотикам, если бы размеренность и целомудренность его образа жизни не опровергала подобных мыслей”. Но первые же фразы из “Знака четырех” не оставляют никаких сомнений: “Шерлок Холмс взял с камина пузырек и вынул из аккуратного сафьянового несессера шприц для подкожных инъекций. Нервными длинными белыми пальцами он закрепил в шприце иглу и завернул манжет левого рукава. Несколько времени, но недолго он задумчиво смотрел на свою мускулистую руку, испещренную бесчисленными точками прежних инъекций. Потом вонзил острие и откинулся на спинку плюшевого кресла, глубоко и удовлетворенно вздохнул”.

В те времена кокаин в большом количестве импортировали из Южной Америки, его часто использовали и как анестетик, и для укрепления нервной системы, и он свободно продавался в любой аптеке. Но опасные побочные свойства наркотика уже становились понятны, и вскоре Конан Дойл осознал, что его Холмсу следует менять привычки. В рассказе “Пропавший регбист” Ватсон говорит: “Много лет я боролся с его пристрастием к наркотикам, которое одно время чуть было не погубило его поразительный талант. И теперь, даже в состоянии безделья, он не испытывал влечения к этому искусственному возбудителю. Но я понимал, что опасная привычка не уничтожена совсем, она дремлет” [16] . Некоторые читатели были потрясены: как же так, Шерлок Холмс, человек

выдающегося ума и силы характера, подстегивает себя наркотиками? Но Конан Дойл всегда стремился уйти от привычного образа полицейского сыщика и потому сделал своего детектива эстетом и оригиналом, склонным к меланхолии. Холмс относится к расследованию преступлений как к искусству — так почему бы художнику не иметь артистических пристрастий?

16

Перевод Ю. Левченко.

Оскар Уайльд поздравил Конан Дойла с выходом “Знака четырех”: “Я сознаю, что мои вещи лишены двух превосходных качеств, которые в ваших присутствуют в полной мере, — это сила и искренность. Между мною и жизнью всегда пелена слов: я вышвыриваю достоверность в окно ради удачной фразы и готов пренебречь правдой ради случайной эпиграммы”.

Когда “Знак четырех” был опубликован в журнале “Липпинкотт” в феврале 1890 года, один восторженный критик заявил: “Это лучший рассказ, какой я читал в жизни”.

Между тем под конец этого рассказа обнаруживается, что пути Холмса и Ватсона расходятся, поскольку Ватсон страстно полюбил очаровательную Мэри Морстен, обратившуюся к ним за помощью в этом запутанном деле. Голубоглазая мисс Морстен, “нежная и милая”, с “необычайно возвышенной и отзывчивой” душой, несомненно напоминает Туи.

Ватсон сообщает Холмсу: она “оказала мне честь стать моей женой”. Таким образом, удачно завершившееся дело о сокровищах Агры в принципе должно было стать их последним совместным расследованием. К счастью, это оказалось не так.

Глава 7

Венская интермедия

ВСКОРЕ ПОСЛЕ ТОГО КАК ДОЙЛ ЗАКОНЧИЛ “Знак четырех”, из Лиссабона пришла печальная весть: 13 января 1890 года его старшая сестра Аннет умерла от инфлюэнцы. Ей было всего тридцать три года. Все время, что она работала, Аннет поддерживала семью, и Конан Дойл с горечью заметил, что она “умерла как раз тогда, когда в нашей жизни забрезжило солнце лучших дней”. Аннет оставила свои сбережения, 420 фунтов, матери, “жене Чарльза Алтамонта Дойла (ныне помешанного), кровного и законного отца упомянутой Аннет, на его нужды и ради излечения от болезни”.

Говоря о “лучших днях”, Дойл имел в виду те дополнительные заработки, которые приносили ему книги и которыми он всегда был готов поделиться с родными. Он взял на себя роль главы семьи и всячески опекал младшего брата, учившегося тогда в школе, обращаясь к нему в письмах “мой дорогой мальчик”, “дружище” и “милый мой мальчуган”, неизменно призывая брата бросить на учебу все силы: “Мой дорогой мальчик, ты никогда ничего не пишешь о своих занятиях, и это меня беспокоит. Я очень надеюсь, что ты старательно вбиваешь знания себе в голову — потому что, если ты не сдашь экзамены, возникнут серьезные проблемы. Пойми, если ты их сдашь, то на спорт, верховую езду и крикет у тебя еще будет куча времени, вся жизнь впереди. И при этом она зависит от того, как ты распорядишься ближайшими месяцами. Если ты чувствуешь, что отстаешь по каким-то предметам, занимайся ими день и ночь, каникулы не каникулы, а надо работать, пока не поймешь, что ты достаточно силен во всем. У тебя светлая голова, я отлично это знаю, и все, что тебе нужно, — постоянно, неуклонно трудиться. Не думай больше ни о чем, прошу тебя, пока это не будет сделано… До свидания, мой милый. Твой любящий А.”.

Вскоре он опять пишет Иннесу: “Дружище, занимайся изо дня в день и ничего не упускай, поскольку важно все. Работай с той же энергией, с какой ты готовишься к футбольному матчу, — в этом залог успеха. С другой стороны, если на экзамене ты сделаешь все, что от тебя зависит, но тебе не повезет и ты срежешься, не опускай руки, пробуй заново. Твой АКД”.

Однако ответственность за семью все же не слишком отягощала Конан Дойла, судя, например, по тому, что в ноябре 1890-го он, повинуясь “неодолимому порыву”, решил ехать в Берлин в надежде познакомиться с Робертом Кохом, немецким бактериологом, который в августе того года произвел сенсацию на Международном медицинском конгрессе, заявив, что открыл лекарство от туберкулеза.