Приключения Конан Дойла

Рассел Миллер

В тех местах — а их в книге немало, — где Дойл подражает Маколею и Вальтеру Скотту, то есть в описании нравов позднего XVII века, он пишет вяло, характеры бледны и вообще текст довольно скучный. Но в картине битвы Дойл выказывает себя настоящим мастером: “Он глядел направо. Из тумана, что продолжал висеть густой пеленой, мелькали по временам серебряные лучи и слышался странный, глухой гул — словно шум морского прилива, который ударяется о скалистый берег. Серебряные отблески мелькали все чаще и чаще, глухой шум превращался в топот и оглушительный рев, и вдруг белая завеса тумана точно разорвалась, и мы увидели нескончаемые ряды королевской кавалерии — она неслась прямо на нас, словно катилась громадная морская волна. Перед нами сверкали и переливались лазурь, пурпур и золото. Это было замечательное, поразительно величавое зрелище. Прямо глаз оторвать

было нельзя. Движение этого огромного количества всадников происходило быстро, плавно и в полном порядке. Было такое впечатление, что на вас движется неотразимая сила. Эта громада двигалась стройными, сомкнутыми рядами. Мы видели развевающиеся знамена, косматые гривы коней, блеск стали…” [13]

13

Перевод Н. Облеухова.

Издателей роман не вдохновил. Джеймс Пейн, обычно всячески поддерживавший Дойла, на сей раз прямо спросил, зачем тот тратит время и талант на историческую прозу. Из “Блэквуда” ему презрительно написали, что “многие персонажи показались нам взятыми скорее из XIX, чем из XVII века”. Немногим лучше было и мнение Бентли: “В романе нет главного, что необходимо для литературы, — занимательности”.

Дойл предложил “Мику Кларка” газете “Пипл”, чтобы они печатали его с продолжением. 13 августа 1888 года оттуда пришел отказ. При этом письмо было адресовано “доктору А. Корран Бойлу”: “Дорогой сэр, редакторы, которые читают присланные нам рукописи, внимательно изучили ваш роман “Мика Кларк” и, хотя он, безусловно, хорошо написан и заслуживает внимания, ни тема, ни стиль не подходят для публикации в такой популярной газете, как наша. Одним из главных его недостатков является то, что он не представляет интереса для основной нашей аудитории, то есть женщин… в нем мало чувства и переживаний”.

Дойл попытался было убедить “Блэквуд”, ссылаясь на успех, который имел “Этюд в багровых тонах”, и предложил издательству напечатать роман, не платя ему гонорар, а только отчисления с продаж, “на условиях, отвечающих интересам обеих сторон”. В “Блэквуде” остались непоколебимы. В итоге роман приняли в издательстве “Лонгман”.

Надо признать, что Конан Дойл всегда с удивительным упорством настаивал на своих предложениях издателям. Выходец из Эдинбурга, он твердо решил опубликоваться в эдинбургском журнале, и в начале 1890-го отправил в “Блэквуд” рассказ “Жена физиолога”. Наступил апрель, ответа не было, и Дойл послал в журнал письмо: “Я был бы весьма рад узнать, когда выйдет мой небольшой рассказ “Жена физиолога”. Надеюсь, это произойдет в ближайшее время, а также надеюсь, что он будет напечатан под моим именем. Искреннно ваш, А. Конан Дойл”. 7 июля он вновь обращается к редактору: “Буду очень рад слышать, что мое небольшое сочинение “Жена физиолога” уже в печати…” Спустя две недели: “Полагаю, что “ваши закрома переполнены” короткими рассказами, так что, возможно, вы отошлете мне назад мою “Жену физиолога”. Его настойчивость принесла плоды, рассказ был напечатан в сентябрьском номере.

28 января 1889 года Туи родила мужу дочь, которую он сам принял на “Вилле в кустарнике”. Девочку назвали Мэри Луиза.

Дойл сообщил эту радостную весть матери в шутливых выражениях: “Сегодня утром (в понедельник) в 6.15 Туи произвела на свет чудесный маленький образец Туи-младшей, которая сейчас вопит во все горло в спальне. Должен заметить, что несколько удивлен поведением этой юной дамы, учитывая, что оба ее родителя люди сдержанные и воспитанные. Она, очевидно, явилась к нам надолго, но при этом даже не извинилась за неожиданный визит. Никакого багажа и вообще никаких вещей у нее с собой нет, исключая разве легкий кашель и голос как у углекопа. Как ни грустно, но должен признать, что на ней не было даже одежды, и ради приличий мы снабдили ее гардеробом. Разумеется, каждый на нашем месте поступил бы так со своим гостем, но, если таковой гость в ответ на все заботы лишь сопит носом, это становится несколько утомительно. Впрочем, у нее открытый, очаровательный нрав, но она лысая, что помешает ей являться в обществе еще какое-то время…”

Спустя месяц был опубликован “Мика Кларк”, с посвящением “Моей маме”. Он имел значительный успех, за десять месяцев был переиздан трижды, и, хотя некоторые критики упрекали автора в излишне вольном обращении с историческими фактами, в целом отзывы

он имел благожелательные. “Первое и самое сильное впечатление от романа, — писал “Журнал XIX век”, — это превосходная история, превосходно изложенная. Более подробное знакомство убеждает и в том, что с точки зрения следования стилю той эпохи роман сделан максимально убедительно и грамотно…” “Скотчмен” отозвался о “Мике Кларке” как о “сильном, мощном замысле, нашедшем четкое, внятное отражение”.

Чарльз Дойл знал, что литературная карьера его сына развивается успешно. В дневнике за 1889 год, заполненном карикатурами и скетчами, он записал: “Роман Артура “Миха [14] Кларк” — заметка в “Скотчмен” от 4 марта 1889-го. Очень хвалебная в “Глазго геральд”, от 19 апреля 1889-го”. А ниже идет старательно переписанный отзыв из “Литературного мира”, датированный п апреля 1889 года, на рассказ “Тайна Клумбера”, к которому он сделал иллюстрации.

Дойл также убедил “Уорд, Локк и К°” дать его отцу возможность проиллюстрировать дешевое издание “Этюда в багровых тонах”, которое вышло в июле 1888-го. Это был благородный жест, но, увы, Чарльз сделал лишь шесть графических эскизов, неряшливых и совершенно не соответствовавших его обычному уровню. К тому же они никак не сочетались с текстом — либо он его попросту проигнорировал, либо прочел невнимательно. Шерлок Холмс был у него похож на самого художника: с усами и бородой. Между тем Холмс, как известно, всегда был гладко выбрит.

14

Так у Чарльза Дойла. (Прим. автора.)

В те годы США еще не подписали соглашение об авторском праве. Закон, защищающий права иностранных авторов, был вынесен на рассмотрение лишь в июле 1891 года, — и стоило книге добиться успеха в Лондоне, как она тут же выходила пиратским тиражом в Америке. Так случилось и с “Этюдом в багровых тонах”, причем повесть получила там самую лучшую прессу.

Когда издатель Джозеф Маршалл Стоддарт приехал из Филадельфии в Лондон в августе 1889 года в надежде найти новых авторов, Джеймс Пейн посоветовал ему пообщаться с Конан Дойлом и Оскаром Уайльдом. Последний в тот момент работал на журнал “Мир женщин” и уже приобрел скандальную известность благодаря своим поэмам и эссе, а еще более — парадоксальному остроумию и незаурядности характера. Стоддарт пригласил их обоих 30 августа на обед в шикарный отель “Лэнгхем” — впоследствии тот фигурировал в трех рассказах о Шерлоке Холмсе. На обеде также присутствовал ирландец Томас Патрик Джилл, в прошлом также издатель, а тогда уже член парламента.

Обед удался на славу, хотя трудно было представить двух более несхожих людей — утонченный денди Уайльд, одетый, по меткому замечанию актрисы Лили Лэнгтри, “как ни один взрослый мужчина в мире не одевался до него”, и солидный молодой джентльмен Конан Дойл, цветущий здоровяк с усами как у моржа, в хорошо сидящем твидовом костюме.

Как писатели они также являли собой полную противоположность. Оскар Уайльд был представителем авангарда, Дойл — образцом доброго старого реализма. Уайльд сообщил Дойлу, что с огромным удовольствием прочел его “Мику Кларка” — во что, впрочем, верится с трудом.

Уайльд, несомненно, произвел на Дойла сильное впечатление: “То был воистину золотой вечер… Разговор с ним оставил неизгладимый след в моем сознании. Он был неизмеримо выше нас, но изящно давал понять, что наши разговоры ему интересны. Он был деликатен и тактичен, как и подобает джентльмену, ибо человек, единолично завладевающий беседой, в сущности, вульгарен. Он и брал, и давал, а то, что он давал, было бесценно. Его формулировки были безукоризненно точными, юмор — утонченно острым, а свои слова он подкреплял изящными, лишь ему присущими жестами”.

Они снова встретились через несколько лет, когда в Лондоне с большим успехом шла пьеса “Женщина, не стоящая внимания”, и Дойл изменил свое восторженное мнение. Уайльд спросил, видел ли Дойл его пьесу, тот ответил, что нет. Тогда Уайльд воскликнул: “Вы должны ее посмотреть! Она превосходна. Она — гениальна!” Конан Дойл, пораженный столь беззастенчивым самовосхвалением, счел, что его собеседник “спятил”. Однако он сочувствовал Уайльду, когда в 1895 году его заключили в тюрьму за “вопиющую непристойность”: не потому, что был более терпим, чем его современники, а потому, что считал гомосексуализм “патологией”, “относящейся к ведению медицины, а не полиции”.