Приключения Конана-варвара. Путь к трону (сборник)

Говард Роберт Ирвин

– Ты выглядишь усталым, Ораст, – сказал Амальрик. – Присаживайся на диван, а я прикажу рабам подать тебе вина. Тебе пришлось долго скакать…

Ораст отмахнулся от предложения.

– На пути из Бельверуса я загнал трех лошадей. Я не смогу пить вино, не смогу отдохнуть, пока не скажу вам то, что должен.

Он принялся расхаживать взад и вперед, словно сжигавший его внутренний жар не позволял ему оставаться на месте. Наконец, повернувшись лицом к своим компаньонам, он продолжал:

– Когда мы воспользовались Сердцем Аримана, чтобы вернуть к жизни умершего человека, то недооценили последствия вмешательства в черный прах прошлого. В этом моя вина и мой грех. Мы думали только о своих амбициях, забыв о тех устремлениях, которые мог иметь этот человек. И мы выпустили на волю демона, поступки, мотивы и мощь которого непонятны нам самим. Я глубоко погружался во тьму, но есть предел, дальше которого

ни я, ни любой человек моей расы или возраста не может зайти. Мои предки были чистыми людьми, не зараженными демоническими язвами; один только я опускался в преисподнюю, но мой грех способен причинить вред лишь мой личности. Однако же за Ксалтотаном стоят века и тысячелетия черной магии и дьявольского искусства. Мы не можем понять его не только потому, что он колдун, но и потому, что он сын расы колдунов. Я видел вещи, которые ужаснули мою душу. В самом сердце спящих гор я смотрел, как Ксалтотан общается с духами проклятых, пробуждая древних демонов забытого Ахерона. Я видел, как проклятые потомки проклятой империи поклоняются ему как своему верховному жрецу. Я знаю, что он задумал, – и я скажу вам, что это ни больше и ни меньше как восстановление древней черной и мрачной империи Ахерона!

– Что ты имеешь в виду? – требовательно спросил Амальрик. – Ахерон давно превратился в прах. Потомков выживших не хватит, чтобы возродить империю. Даже Ксалтотан не в силах вновь вдохнуть жизнь в прах, которому исполнилось три тысячи лет.

– Вам слишком мало известно о его черной силе, – угрюмо ответил Ораст. – Я видел, как сами горы становятся чужими и незнакомыми под действием его заклинаний. Я видел, как искажается реальность и возникают смутные очертания долин, лесов, скал и озер, какими они были в далеком прошлом. Я не видел, а скорее ощутил, как пурпурные башни забытого Пифона сияют в туманной дымке сумерек. И во время последнего конклава, на котором я присутствовал, на меня наконец снизошло понимание его колдовства, пока гремели барабаны и его звероподобные поклонники падали ниц перед ним. Говорю вам, он возродит Ахерон с помощью своей магии, принеся такую кровавую жертву, какой еще не видывал мир. Он поработит человечество, кровавым потопом смоет настоящее и вернет к жизни прошлое.

– Ты сошел с ума! – вскричал Тараск.

– Я сошел с ума? – Ораст вперил в него мрачный взгляд. – Да разве может человек увидеть то, что видел я, и сохранить рассудок? Но я говорю правду. Он намерен возродить Ахерон со всеми его башнями, колдунами, королями и ужасами, каким он был много веков назад. Потомки жителей Ахерона послужат ему ядром, вокруг которого он нарастит костяк, вот только строительным материалом для него станет кровь и плоть ныне живущих людей. Я не могу сказать вам, как именно он осуществит задуманное. Мой мозг отказывается повиноваться мне, когда я пытаюсь понять его. Но я видел! Ахерон вновь станет Ахероном, и даже горы, леса и реки обретут прежние очертания. Почему бы и нет? Если уж я со своими крохами знаний сумел вернуть к жизни человека, умершего три тысячи лет назад, то почему величайший маг в истории мира не может возродить целое королевство, павшее три тысячи лет тому назад? По его велению Ахерон восстанет из пепла.

– Как мы можем помешать ему? – спросил Тараск, на которого слова Ораста явно произвели впечатление.

– Есть только один способ, – ответил Ораст. – Мы должны украсть Сердце Аримана!

– Но я… – вырвалось у Тараска, однако он вовремя спохватился и замолчал.

Никто не обратил внимания на его оплошность, и Ораст продолжал:

– Это – та сила, которую можно использовать против него. Имея ее в своем распоряжении, я смогу победить его. Но как мы похитим его? Он спрятал его в каком-то потайном месте, откуда его не добудет даже заморийский вор. Где именно он хранит его, мне узнать не удалось. Если бы только он снова надышался пыльцы черного лотоса – но в последний раз это было после битвы при Валькии, когда он устал после колдовства, которое отняло у него много сил…

Дверь была закрыта и заперта на засов, но сейчас она бесшумно распахнулась, и перед ними предстал Ксалтотан, спокойный и невозмутимый, поглаживая свою патриаршую бороду, хотя в глазах его вспыхивали зловещие искорки.

– Я научил тебя слишком многому, – небрежно заметил он и указательным пальцем, словно перстом судьбы, ткнул в Ораста.

И, прежде чем кто-либо успел пошевелиться, он швырнул горсть пыли под ноги жрецу, который замер, словно статуя. Она вспыхнула и задымилась; голубоватый дымок заклубился вокруг Ораста. Поравнявшись с его лицом, он вдруг стремительной спиралью обвился вокруг его шеи, подобно атакующей змее. Дикий вскрик Ораста перешел в отвратительный хрип. Руки жреца взметнулись к шее, глаза расширились, а изо рта

вывалился язык. Струйка дыма обнимала горло жреца, как синяя лента; потом она растаяла, и Ораст мертвым повалился на пол.

Ксалтотан хлопнул в ладоши, и в комнату вошли двое мужчин, которые часто сопровождали колдуна, – невысокие, омерзительно смуглые, с красными раскосыми глазами и острыми крысиными зубами. Они молча подняли тело и вынесли его вон.

Ксалтотан небрежно взмахнул рукой, показывая, что дело сделано, и уселся за стол слоновой кости, вокруг которого сидели побледневшие короли.

– По какому случаю совет? – пожелал узнать он.

– Аквилоняне восстали на западе, – ответил Амальрик, приходя в себя после страшной смерти Ораста. – Эти глупцы верят в то, что Конан жив и во главе пуатанской армии идет освобождать их. Если бы он объявился сразу же после битвы при Валькии или если бы тогда пошли слухи о том, что он жив, центральные провинции все равно бы не восстали, потому что боялись твоей мощи. Но Валерий своим правлением довел их до такого состояния, что они готовы последовать за любым, кто сможет объединить их против нас, предпочитая мгновенную смерть пыткам и постоянным унижениям. Разумеется, сказки о том, что он не погиб при Валькии, ходили и раньше, но только в последнее время народ массово поверил в них. А тут еще и Паллантид вернулся из изгнания, клятвенно уверяя, что в день битвы король лежал больным в своем шатре и что другой человек надел его доспехи. Кроме того, после удара палицей при Валькии оправился личный оруженосец короля, и он тоже подтверждает эту невероятную историю – или умело притворяется. Появилась и какая-то старуха с ручным волком, которая твердит, что король Конан жив и что однажды он непременно вернет себе корону. В последнее время эту же песню подхватили и проклятые жрецы Асуры. Они заявили, что им каким-то таинственным образом стало известно о том, что Конан возвращается, дабы освободить свое королевство. К несчастью, мне не удалось схватить никого из них. Все это, разумеется, проделки Тросеро. Мои шпионы доносят, что Тросеро готовится вторгнуться в Аквилонию. Полагаю, что Тросеро предъявит народу какого-нибудь самозванца, который станет утверждать, что он и есть король Конан.

Тараск рассмеялся, но в смехе его не было убежденности. Он незаметно потрогал шрам под накидкой и вспомнил ворона, который своим карканьем навел их на след беглеца. Вспомнил он и тело своего оруженосца Аридея, которое привезли ему с гор на границе и которое было жутко изуродовано клыками серого волка, как уверяли его насмерть перепуганные солдаты. Помнил он и о красном камне, украденном из золотой шкатулки, пока колдун спал, и потому промолчал.

А Валерий вспомнил умирающего вельможу, который перед смертью поведал ему страшную историю, и четырех кхитайцев, отправившихся на юг и пропавших без вести. Но и он держал язык за зубами, потому что подозрения и ненависть к своим союзникам грызли его изнутри, и он ничего так не желал, как увидеть, что повстанцы и немедийцы поубивали друг друга.

Но Амальрик воскликнул:

– Какой абсурд – мечтать о том, что Конан жив!

Вместо ответа Ксалтотан швырнул на стол свиток пергамента.

Амальрик схватил его, развернул, и с губ его сорвалось яростное ругательство. Он стал читать вслух:

Ксалтотану, великому факиру Немедии

Ахеронская собака, я возвращаюсь в свое королевство и намерен прибить твою шкуру гвоздями на ворота своей столицы.

Конан

– Подделка! – воскликнул Амальрик.

Ксалтотан покачал головой.

– Нет, письмо подлинное. Я сравнил его с подписью на королевских документах, которые хранятся в придворной библиотеке. Никто не может подделать этот смелый летящий почерк.

– Если Конан жив, – пробормотал Амальрик, – это восстание не похоже на прежние, потому что он – единственный, кто способен объединить аквилонян. Но, – тут же запротестовал он, – это совсем не в духе Конана. Почему он начал угрожать нам, зная, что мы будем настороже? Скорее он бы нанес удар без предупреждения, как свойственно варварам.

– Мы и так предупреждены, – заметил Ксалтотан. – Наши шпионы донесли о том, что Пуатань готовится к войне. Он не мог перейти горы без того, чтобы мы не узнали об этом, поэтому и прислал нам вызов в свойственной ему манере.

– Почему тебе? – пожелал узнать Валерий. – Почему не мне или Тараску?

Ксалтотан вперил в короля непроницаемый взгляд.

– Потому что Конан умнее тебя, – сказал он наконец. – Ему уже известно то, что вам, королям, только предстоит узнать: что не Тараск, не Валерий и даже не Амальрик, а именно Ксалтотан является властителем западных народов.