Приключения Мишки Босякова, кучера второй пожарной части
Шрифт:
Мы их порежем,
Да мы же их побьем...
Мишка, подхлестывая Мантилио, с усмешкой оглянулся на казаков: слишком уж комично звучали слова их песни, ведь с каждым часом все яснее и яснее слышался грохот артиллерийской канонады. Полки Красной Армии вели бои где-то на подступах к городу.
И парень невольно вспомнил вечеринки у Побирских и хвастливые речи подвыпивших офицеров. Никто из тех капитанов и поручиков, наверно, и не думал о столь быстром крахе всех своих иллюзий.
…За маленьким садом показался длинный горящий деревянный дом, около которого бестолково
Спрыгнув на ходу с линеек, топорники с баграми в руках бросились к пылающему дому. Спасти его уже не было никакой возможности, надо было заботиться о том, чтобы огонь не перекинулся на ближние строения с сухими дощатыми крышами.
Какая-то женщина с растрепанными волосами бегала между кучами узлов и вещей и всматривалась в лица испуганных ребятишек. Вдруг с диким криком: «Люди добрые! Толя там остался!..» — она ринулась к угловому окну, из которого вырывалось крыло дыма.
Мишка, только что подогнавший свою бочку к насосу, был ближе всех. Не раздумывая, парень соскочил с облучка, оттолкнул женщину и кулаком вышиб переплет рамы. Через секунду, стоя уже в горящем доме, он почувствовал, как в спину ему ударила мощная струя воды. Это позаботились ствольщики.
Едкий дым слепил глаза, забивался в уши и ноздри, и Мишка, припомнив уроки Геннадия Сидоровича, опустился на колени. Около пола дыму было значительно меньше. Но где найти ребенка? Мишка, шаря вокруг себя руками, пополз вперед, сунув в рот рукавицу, однако Толи нигде не было. И парень опять вспомнил, как учил его старший топорник: испуганные дети в таких случаях обычно прячутся под кровати, под столы, под диваны. Так оно и оказалось. Потерявшего сознание Толю Мишка вытащил из-под охваченной пламенем маленькой койки.
Распахнув брезентовую куртку, он прижал ребенка к груди и поспешил назад. Глаза слезились, сдавленное сердце стучало, и Мишке казалось, что вот-вот он задохнется. Но в этот момент, подавляя огонь, над головой снова забила струя воды. Через минуту Мишка вместе со своей ношей вывалился через подоконник прямо в могучие руки Виталия Ермоловича.
— А Толя где? Где мой Толя? — кричала женщина.
— Как Босяков-меньшой? — подскочил к ним Геннадий Сидорович,— Целехонек?
— Целехонек, дяденька Сидорыч, — устало улыбнулся Мишка, снимая обгоревшую фуражку и вытирая ладонью мокрые волосы. — Цел... чё смеяться-то!..
Назад в свою часть пожарные возвращались уже к вечеру. Навстречу им галопом неслись последние конные арьергарды отступающих колчаковцев.
Лехины ребята встретили обоз радостными криками:
— Господин брандмейстер сбежал!... Госпожа брандмейстерша сбежала!..
— Тихо, слышь, пострелята! — цыкнул на них дядя Коля. — Как сбежали?..
Оказалось, что Стяжкин запряг в старый стоявший за сараем экипаж резервную лошадь, посадил в него Галину Ксенофонтовну и был таков.
Дежурные, услышавшие стук колес, выскочили из депо, но брандмейстер уже скрылся за воротами.
Мишке очень хотелось побывать у Люси и рассказать
— Ты, друг Миша,— подошел к парню дядя Коля,— герой! Доказал всем, что не боишься ни огня, ни дыма... Хватит тебе кучером быть! Потолкую-ка я с Виктором Сергеевичем: пора, слышь, в топорники переходить.
— Спасибо, дядя Коля! — расцвел довольный парень.— Значит и каска у меня будет?
— Какой же это топорник без каски! — похлопал его по плечу старый пожарный. — Обязательно каску получишь...
А по городу носились казаки атамана Дулепы. Пьяными песнями пугали они притихшие вечерние улицы. Кое-где вспыхивали ружейные выстрелы и слышались отчаянные крики.
Казаки врывались в подозрительные для них дома и чинили там «суд и расправу». По Главному проспекту взад и вперед тарахтели два тяжелых броневика «Святая Русь» и «Архангел Гавриил».
Фалеев приказал наглухо захлопнуть все ворота второй пожарной части.
— Никому не открывать и никого не пускать! — распорядился он. — Всякое может быть...
— Правильно, Виктор Сергеевич! — поддержал его Геннадий Сидорович. — К любому надо быть готовыми...
И только он это произнес, как на северной окраине города взметнулись ввысь сине-красные языки огня и донеслись глухие раскатистые взрывы. Одновременно раздался первый удар набатного колокола.
— Горит главный вокзал! — объявил далекий голос каланчового. — Зажигаю на мачте фонарь! Сбор всех частей!
— Вот тебе, бабушка, и фокус-покус, — сокрушенно махнул рукой Фалеев. — А мы только забаррикадировались...
...По пристанционным улицам, поднимаясь к небу, стелился густой черный дым. Пучки искр, разносимые ветром, рассыпались в воздухе, словно рой золотых светящихся пчел. На железнодорожных путях пылали облитые нефтью составы. Это дулеповцы сжигали все, что не могли взять с собой. Горели цистерны с керосином, мешки с мукой, ящики с мылом, взрывались плавучие морские мины, брошенные еще с утра минерами. Рядом с рухнувшим перекидным мостом тусклыми факелами чадили и коробились кусты акации...
Сразу же за обозом второй части к вокзалу на вороных конях примчался обоз первой. А минут через шесть багровые блики пожарища вырвали из темноты скачущих гнедых коней дружины заводского поселка.
Огонь к этому времени охватил пакгаузы и соседние постройки. Из ближних домов в панике выскакивали жители.
Во второй части, как известно, была паровая машина. После ареста Васильева она бездействовала, но сегодня перед выездом кузнец Шевич обратился к Фалееву:
— Виктор Сергеевич! Велите запрячь тройку — и в машину!.. Кочегарить буду я... Без машины на вокзале не справиться...
— Хорошо! — не раздумывая, согласился Фалеев. — Бери резервных лошадей!..
И сейчас паровая машина ворвалась прямо на перрон, по которому катились огненные нефтяные потоки.