Приключения Петра Макарыча, корреспондента Радиорубки Американской Парфюмерной Фабрики "свобода"
Шрифт:
После работы, за кружечкой "Guinness", они обсуждали, исключительно на русском языке, текущие и стратегические международные проблемы, главная из которых состояла в том, сможет ли в нынешнем сезоне "Manchester United" выиграть Премьер-Лигу.
В виду того, что названия высшего футбольного дивизиона и должности Главы Правительства Соединенного Королевства Великобритании и Северной Ирландии практически совпадали, делам на зеленом газоне придавалось общегосударственное значение.
Зеленый цвет "Оки" для передвижения Примата по Москве также
В гараже Админисративного Корпуса Верховного Чародея России сверкала всего одна "Ока", белая, битая и ржавая, принадлежащая уборщице Варваре Гномовне Окаменеловой. Местные гаражные умельцы во главе с Бегунком Тосоловичем Кардановаловым проявили чудеса профессиональной оперативности. В течение часа мужики, приняв на грудь по триста пятьдесят, выправили, отфрихтовали, перекрасили "Золушку" в зеленый цвет и начинили причитающейся главам серьезных государств спецтехникой, за исключением проблескового маячка на крыше. От его установки Служба Безопакостности Верховного Чародея решила принципиально отказаться, чтобы не привлекать к главному звену кавалькады, и без того достаточно колоритному, излишнего внимания столичных зевак.
Примат наслаждался угловатостью форм новой русской "принцессы" и восторгался непринужденной твердостью, с которой ею овладел Чародей. Внезапно, под наплывом воспоминаний, он нахмурился. Визит лидера Соединенного Королевства в российскую столицу из-за сущей ерунды провис на волоске от срыва. Накануне отъезда в Москву Примат чуть было не укокошил в лондонском пабе своего русского приятеля Шатуна.
А случилось вот что. Его возлюбленный "Manchester" опять начал чемпионат ни шатко, ни валко, с шести поражений кряду. Друг Шатун поначалу искусно утешал горемыку-фаната.
– Не горюй, старик, - тактично занудствовал Шатун, - всему рано или поздно приходит конец. Глянь на меня! Сейчас я пока еще живой и здоровый, сижу тут с тобой, как девственница в публичном доме, и потягиваю пиво. А ведь придет время, и я состарюсь, помру и присоединюсь к чертям собачьим. Да и ты не вечен!
– обрадовал именитого приятеля кандидат в преисподнюю.
– Даже предшественник твой, Сашка Македонский, и тот ...
* * *
Здесь необходимо сделать отступление, чтобы уяснить масштаб личности, втершейся в доверие к Примату.
В родной Курской облясти Шатун Лихоманный так и не смог достичь уровня начального образования в связи с глубокими разногласиями между ним и администрациями школ 1, 2 и 3 Новопаскудниковского, Козлипупкинского и Петушиноопущенского районов соответственно во взгляде на важнейшую философскую проблему общего и частного.
Паренек был убежден в том, что не следует отделять одно от другого, и с чистой совестью изымал из портфелей, сумок и прочей поклажи учительско-директорского корпуса всевозможный скарб.
В отделении милиции Шатун доказывал крохоборам, проходившим в протоколах потерпевшей стороной, что "эти безделушки", в особенности
"У первобытных людей не было гнусного разделения на "мое" и "твое"!
– возмущался юный Шатунишка.
– И что же? Члены общины жили счастливо, долго, честно, праведно и справедливо, без всяких там монет, жен, квартир, собственных футбольных клубов и прочих патефонов.
Не то что нынешнее племя! Окончательно скурвившись, оно обзаводится семьями, набивает логовища, пакеты и карманы всяческими клептоманскими кочерыжками. Разве это порядок?".
Рассуждая таким образом, Шатун изымал из кобуры дежурного по отделению пистолет, картинно приставлял к своему виску и приговаривал: "Деньги портят людей. Не хочу жить в таком обществе".
Неудивительно, что когда в начале девяностых годов двадцатого столетия советской халупе "снесло крышу", и российский "старшой" на всех ворах устремился к Новому Великому Будущему, Шатун Шарабарович Лихоманный успешно приватизировал половину курских промышленных предприятий, принадлежащих всем и каждому, в том числе и в первую очередь ему.
Перебравшись на постоянное место жительство в Лондон, Шатун собрался было вплотную заняться перевоспитанием на родимый манер непонятливого и чопорного Туманного Альбиона, но, затесавшись однажды на коктейль к Примат-Магистру, благоразумно передумал.
Примат отозвал его в сторонку, пригласил вечером в паб потолковать за кружечкой "Guinness" о футболе и, ткнув кулаком в пузо, ласково, пока еще на родном английском, шепнул:
"Мы будем с тобой дружить, но если сунешься в мое хозяйство, для начала отрежу ушко".
И нежно потрепал за него, а потом врезал под дых. Шарабарович восторженно сложился пополам! Он понял, с кем имеет дело.
Сиживая с Приматом в пабах, Шатун всякий раз сокрушался по поводу того, что власть в России слишком интеллигентна и либеральна в обращении с проворовавшимися чиновниками, криминальным бизнесом, языкогадкими правозащитниками, гадкоязычными журналистами, тунеядствующими пенсионерами, прожорливыми врачами, учителями, библиотекарями и прочими нахальными бюджетниками, а также зажравшимися уличными торговцами силиконовыми губками для защиты кожаной обуви.
– Нам бы там бы в России вот такого бы, как ты бы! (Время от времени используемый в беседах с Приматом разговорный учебный стиль, рекомендованный молодой воровской поросли Лихомановским подельником, крупным филологом-рецидивистом Абзацем Курсивовичем Заголовкиным, "смотрящим" по Оренбургу.
– Авт.)
Вмиг бы все бы они там бы урылись бы ковшами в болото бы то!
– А что же мой русский коллега? Разве он слабоват?
– прощупывал почву Примат.
– Да нет, не слабоват, - сбавлял обороты Шатун, - а интеллигентен. Все ж таки бывший офицер.