Приключения, почерпнутые из моря житейского
Шрифт:
– Конечно, конечно; но теперь никак не могу!…
– Так я заеду к вам часа через два или попозже.
– Ах, нет, нет. Уж так и быть, лучше теперь…
– И прекрасно! – сказал Иван Иванович, – это короче всего.
Платон Васильевич торопился удовлетворить неотвязчивого Ивана Ивановича и рад был, что он, наконец, уехал, обещая непременно через неделю возвратить деньги с благодарностью.
Через неделю не возвратил он денег; но вы помните, что, встретив в клубе избавителя Саломеи Петровны из челюстей адского Цербера и узнав от него о француженке, которая ищет места, Иван Иванович,
Далин на другой же день, перед обедом, отправился к Платону Васильевичу, который в это время был в сильном припадке забот об устройстве всего в доме для принятия ежедневно жданной гостьи – Саломеи Петровны с ее родителями. Только что Платон Васильевич кончил наставления официантам и начал допрашивать, не будут ли чадить лампы, вдруг стук экипажа.
– Боже мой, неужели так рано приехали? Борис, слышишь? – спросил он с испугом.
– Слышу, ваше превосходительство: кто-то приехал.
– Ах, боже мой, – повторил Платон Васильевич и побежал навстречу, к pente-douce.
– Дома Платон Васильевич? – раздался голос внизу./
– Как прикажете доложить?
– Скажи, что… А! Да вот и сам Платон Васильевич.
– Давно вас не видал в клубе, слышал, что вы больны, и приехал навестить вас, – сказал Далин, вбежав на лестницу и протягивая руку к Платону Васильевичу, который смутился, встретив не того, кого ждал.
– Я болен? Извините меня, я, слава богу, здоров.
– А! Ну, тем приятнее для меня… С каким вкусом вы перестроили дом!…
– Да, – отвечал Платой Васильевич с досадой и не трогаясь с места, – да, перестроил.
– Можно посмотреть?… А между тем мне нужно переговорить с вами об одном деле… Вот видите ли… Я слышал, что для вашей сестрицы нужна образованная, умная француженка в компаньонки?…
– Не знаю, – отвечал Платон Васильевич, – не знаю; она мне об этом ничего не писала.
– По крайней мере мне так сказали; это и заставило меня ехать к вам и удостовериться.
– Не знаю, – повторил Платон Васильевич.
– Странно!
– Француженка? – спросил Платон Васильевич после долгого молчания.
– Да. Меня просили позаботиться пристроить ее к хорошему месту. В гувернантки легко определить; но, как женщина с чувством собственного достоинства и по происхождению и по образованию, она не соглашается быть гувернанткой детей.
– Умная, степенная, женщина строгих правил?
– О, в этом я могу поручиться.
– Стало быть, ей можно поручить на руки хозяйство?
– Каким образом: то есть сделать ключницей?
– Нет, полное распоряжение хозяйством и порядком дома, чтоб самой хозяйке совершенно не о чем было беспокоиться.
– А, это дело другое; это прекрасно, особенно если хорошее содержание, помещение, экипаж и, разумеется, кушанье не со стола, а за общим столом. А для кого это, собственно?
– Собственно, для этого дома, который я хочу привести в полный порядок до прибытия хозяйки, – отвечал Платой Васильевич, пощелкивая по табакерке с какою-то особенною храбростью и уверенностью, что его счастие не за горами.
– А! прекрасно! – сказал Далин,
– Да, если эта дама степенная, образованная, женщина строгих правил. Я бы, впрочем, очень желал, чтоб она могла быть и для компании… Это бы не мешало… Хозяйка молодая женщина… пока будут дети… ну, иногда для выездов… одной не всегда прилично… В таком случае я бы дал и пять тысяч.
– О, будьте уверены, что она может быть другом умной женщины; притом же салон ей не новость. Вы увидите сами.
– Верю, верю; очень рад… помещение для нее будет прекрасное, я покажу вам комнаты… Но, который час… ах, мне лора…
Платон Васильевич торопливо повел Далина через уборную и спальню. Прямо – дверь вела в гардеробную и девичью; а вправо – в предназначенные детские покои.
– Бесподобное помещение, чего же лучше. Так это дело решено?
– Я уж совершенно полагаюсь на вашу рекомендацию.
– И будете довольны. Фамилия ее Эрнестина де Мильвуа [146] .
– Де Мильвуа?
– Вы, я думаю, слыхали об известном французском поэте Мильвуа?
– Как же, как же; это приятно, – отвечал Платон Васильевич, смотря беспокойно на часы, – извините, мне надо… Борис!…
[146] Мильвуа Шарль (1782 – 1816) – французский поэт, автор сентиментальных элегий и дидактических поэм.
– Итак, до свиданья! Завтра она к вам явится. Проводив гостя, Платон Васильевич сел в карету и возвратился в свой флигель.
– Борис, – сказал он, – я отдохну; через два часа разбуди меня, если неравно засплюсь, и чтоб все было готово, а в доме зажигали лампы.
Борис привык уже к этому ежедневному приказу. Не отвечая даже слушаю-с, он раздел барина, уложил, и Платон Васильевич предался своему обычному летаргическому сну, который после посещения дома изменил несколько свои симптомы. Около семи часов проявлялось какое-то лихорадочное беспокойство; потом внутреннее волнение утихало, наружность оживлялась счастливой улыбкой молодости чувств; казалось, что все существо семидесятилетнего субъекта расцветало снова в видениях. Но вдруг набегала какая-то туча, лицо темнело, сжималось, и слышен был в груди глухой стон, как будто все более и более углубляющийся в подземелье; потом наступало болезненное онемение, продолжавшееся до полудня – обычного часа пробуждения Платона Васильевича.
На другой день после посещения Далина карета на английских рессорах остановилась подле ворот, лакей соскочил с козел и побежал сперва в людскую, потом во флигель.
– Доложите генералу, – сказал он, войдя в переднюю, – что приехала мадам, француженка.
– Какая француженка? – спросил мальчик, который тут был.
– Известное дело, какие француженки бывают. Ты только доложи генералу, что от господина Далина; а он уж знает.
– Да барин-то еще не одевался.
– Экая беда, поди-ко-сь! так он для нее одеваться и будет. – Да; будет; уж наш генерал такой.