Приключения русского дебютанта
Шрифт:
— Пока, бизнесмен. — Простецкие усики дергались, когда он говорил. Затем полицейский сел в «трабант» и нажал на газ, сирена взвыла в окончательно растревоженной ночи.
Если бы на этом все закончилось, было бы еще куда ни шло. Но стоило полиции убраться, а Владимиру с Коэном вновь задышать полной грудью, как к ним подъехала другая автомобильная кавалькада — на сей раз вереница БМВ с американскими джипами по бокам.
Гусев.
Он выкарабкался из флагманской машины, закутанный не по погоде в блестящую
— Позор! — заорал Гусев.
За ним стояло несколько человек, все — бывшие военнослужащие МВД, коих они и изображали, вырядившись в форму и прихватив приборы ночного видения. Должно быть, интересная у них выдалась ночка.
Вояки цокали языком, задрав головы к небу, будто им было стыдно смотреть на Владимира с Коэном; последний, уткнув голову в живот, как младенец в утробе, напоминал наполовину свернутый спальный мешок.
— Мы все слышали! — кричал Гусев. — Их переговоры по внутренней связи! Два американца ползут по Уездной улице, один с черными волосами и носом крючком… Мы сразу смекнули, кто это!
— Гляньте на них… Надо же так напиться! — покачал головой один из бойцов, будто узрел нечто необыкновенное.
Владимир, джентльмен во многих отношениях, и к тому же благодаря воспитанию твердо усвоивший, как важно прилично держаться и имитировать трезвость, всерьез подумывал, не устыдиться ли. Особенно жалко выглядел его сотоварищ Коэн: свернувшийся калачиком поэт гундосил что-то вроде «ненавижу, всех ненавижу». Но с другой стороны, не Гусеву и его людям, только что кастрировавшим каких-нибудь болгар, распекать других. Владимир вдруг решил, что это несправедливо.
— Гусев! — сказал он, пытаясь придать голосу одновременно властность и снисходительность. — Прекрати. Найди мне такси, и побыстрее!
— Ты мне тут не приказывай, — Гусев пренебрежительно крутанул запястьем. Очевидно, ближний круг не успел доложить ему, что этот жест абсолютного превосходства вышел из моды лет сто назад. — Садись в мою машину, Гиршкин, и поживее. — Он тряхнул отворотами шубы, и неидентифицируемые останки мертвых нутрий засверкали в свете фонарей. Несомненно, в ином мире, при ином режиме, но с теми же вооруженными людьми под его командованием, Гусев стал бы очень крупной фигурой.
— Мой американский товарищ и я протестуем! — ответил Владимир по-русски. Он ощутил беспокойство в желудке: поглощенное за день — гуляш, картофельные клецки, выпивка — бурлило, — и Владимир молил Бога, чтобы его не вырвало прямо здесь и сейчас, ибо тогда уж он точно проиграет спор. — Ты поставил меня в крайне неловкое положение. Мы с американским товарищем направлялись на позднюю встречу. И кто знает, что он теперь подумает о русских.
— Нет, это ты, Гиршкин, выставил нас на посмешище перед всей Правой. И как раз в тот момент, когда мы упрочили взаимопонимание с городской полицией. Так что, милок, сегодня ты едешь домой со мной. А там поглядим, кто будет хлестать Сурка
Коэн, видимо, почувствовал угрозу в его голосе, ибо, несмотря на полное невладение русским, промычал нечто утробное.
— Нет! — специально для Гусева перевел Владимир мычание поэта. Ему становилось все страшнее. Что Гусев задумал? — Ставлю тебе на вид нарушение субординации. Если ты отказываешься вызвать мне такси, дай мобильник, я сам позвоню.
Гусев обернулся к своим людям; те пока колебались, смеяться им или отнестись к этому тщедушному пьянице с уважением, но командир подал знак, и они расхохотались. Ласково улыбаясь, Гусев надвигался на Владимира.
— Знаешь, что я с тобой сделаю, цыпленочек? — спросил он шепотом; впрочем, густые русские шипящие разносило эхом по всему кварталу. — Знаешь, сколько времени тянется здесь расследование преступления, если у тебя есть друзья в мэрии? Слыхал про ногу, которую нашли в ящике с носками в «К-марте»? Уж и не припомню сейчас, кого мы в тот день расчленили. Его превосходительство посла Украины? Или сделали обрезание министру рыболовства и птицеводства? Тебе интересно? Тогда я загляну в мою амбарную книгу. А еще лучше, не шлепнуть ли тебя и твоего дружка? Зачем тратить сотню слов, когда на двух пидоров хватит и одной пули?
Он подошел настолько близко, что Владимиру ударил в нос едкий запах сапожного крема, которым Гусев натирал свои мотоциклетные ботинки. Владимир открыл рот — зачем, собственно? Пушкина процитировать? Укусить Гусева за ногу? Тогда, во флоридском отеле с Джорди, он как-то выкрутился… Он…
— Опа, ребята! — крикнул Гусев своим людям. — Прикиньте, какой будет заголовок в завтрашнем «Столованском экспрессе»? «Два американца покончили с собой из-за повышения цен на пиво». Как вам, братки? И разве я сегодня не остроумен?
Между Гусевым и его увешанными оружием соратниками началась дискуссия: не сбросить ли иностранцев с Ноги. Внезапно Владимир ощутил странную усталость. Его влажные веки смыкались…
Спустя несколько секунд он перестал понимать, о чем говорят соратники Гусева; их речь казалась скорее заполошным гусиным клекотом, а не уголовной скороговоркой. И вдруг…
Вдруг непонятно откуда послышался шум. Благостный звук голливудских сказок. Визг шин спасительного автомобиля, что выворачивает из-за угла и втискивается в узкое пространство между Гусевым и его командой.
Из «бимера» вылез Ян, в грубошерстной теплой пижаме он походил на выпущенного на поруки пациента дурдома.
— У меня приказ, — крикнул он сначала Гусеву, а потом и бывшему спецназу МВД. — Приказ от самого Сурка. Мне, и только мне велено доставить Гиршкина домой!
Гусев невозмутимо достал пистолет.
— Отойдите, господин Гусев, — сказал Ян. — Как я уже сказал, у меня приказ…
Гусев схватил молодого столованца за плечи, развернул его на сто восемьдесят градусов, одной рукой вцепился в пижамный воротник, а другой воткнул дуло пистолета между складок на шее Яна.