Приключения Торпа и Турпа
Шрифт:
— Ну, что вы там копаетесь? — сказал Хамяк недовольно. — Лодка давно готова! Мы плывем, или нет?
— Сейчас, — ответил дворник. — Я вот соображаю, как нам лучше проскользнуть. Вы, небось, думали, что из города выбрались — и все. Путь открыт? Ан нет… На главном русле гвардейцы патрулируют вовсю, так что будем идти мышиным ходом, через хитрые протоки и мелкие заводи. Я вот свой велосипед сховаю в том заливчике, и на вашей лодке пойдем. Она и бесшумна, и на ход легка. Ладная лодочка, что и сказать!
Так и сделали. Весла
— Ивовой дорожкой пойдем. Не шуметь, и лежать на дне!
«Ивовая дорожка» представляла собой узенький канал, параллельный главному руслу, весь заросший серебристыми ивовыми кустами. По сути, это был туннель, своды которого состояли из переплетения густых ветвей.
Проходила «Ивовая дорожка» всего в трех-четырех метрах от основного русла реки, и на этом узком перешейке было полным-полно гвардейцев. Они жгли костры и поджаривали рыбу на шомполах. Дразнящий запах приятно щекотал ноздри наших беглецов, лежащих на дне лодки, которая бесшумно скользила внутри полутемного коридора. Дворник управлял «Полундером» весьма умело, пользуясь при этом одним лишь шестом.
Сквозь густые переплетения ветвей изредка пробивались солнечные лучи. Они падали на теплую воду канала и поблескивали, как алмазы.
Лодка продвигалась никем не замеченная.
Наконец, «Ивовая дорожка» закончилась. Путешественники выплывали в тихое, слегка заболоченное и подернутое ряской озерцо, тесно окруженное со всех сторон плотной стеной тростника.
— Ну вот, — с облегчением вздохнул дворник. — Первую трудобину мы проскочили.
— Как, только лишь первую? — возопил было Сопер, но Хамяк заткнул ему пасть тяжелой лапой и прошипел на ухо:
— Молчи, ящурка, если зубы дороги!
— Еще две трудобинки нам осталось, — заметив это, весело молвил дворник. Он привстал и огляделся. — Нет, напрямик не пройти — лодки на озере. Через топь пойдем, — и он развернул шлюп.
— Как же, через топь, — заволновался Торп. — Завязнем же?
— Ничего, авось не завязнем, — отвечал старик, правя прямо на берег.
Несколько секунд казалось, что лодка вот-вот врежется в землю, поросшую чахлой травой с желтыми цветочками, но вышло так, что земли там вовсе не было. Травяной покров подмялся, провалился под лодкой, но не прорвался совсем, а выдержал вес. Лодка продолжала скользить вперед, правда, не так быстро, как по воде, а коряво, натужно.
— А что же под этой травкой? — поинтересовался любознательный Торп у дворника.
— А ничего. Жижа черная, всякая грязь. Слякоть и пакость, одним словом. Землица здесь давно перегнила и превратилась в Топь-Трясину. Если провалишься — ни за что назад не выбраться. Очень обманчивая трудобина. А на лодочке, если знать как, то можно, — объяснил
Один раз он уперся в кочку, а та оказалась жабой, большой, как табурет. Жаба скакнула в сторону и обиженно заквакала, раздувая морщинистые щеки.
— У-у, гадина, — пробормотал старик. — Это она такая трусливая потому, что одна. А как соберется стая таких мерзопакостей, то тут держи ухо востро: сцапают и сожрут, как миленького.
Тут показалась опушка леса.
— Видите ту сосенку, хилую да кособокую? — спросил дворник. — На нее правлю. Там до вечера отсидимся.
В этот момент его шест с треском переломился пополам.
— Беда! — заволновался дед. — Ох, беда! В трясине останавливаться нельзя — затянет, как пить дать!
Торп хотел было спросить, как же это так их затянет, у них ведь лодка, в конце-концов, но тут увидел, как травяной ковер за бортом треснул, разошелся по швам, а из-под него брызнула отвратительная коричнево-черная жижа.
— Караул! — завопил Сопер и тут же взлетел (из соображений безопасности).
— Возьмите весло вместо шеста, — взволнованно воскликнул Джон Кишо.
— Куда… — махнул рукой дворник. — Коротковато весло будет. Вот мачту бы! Да тяжела она, не осилить!
— Почему же не осилить? — спокойно возразил Хамяк, хватая мачту, как тростиночку. — Нам, Хамякам, это раз плюнуть. Показывай, отец, куда двигаем, — и Хамяк, поднатужившись, уперся в кочку.
И вовремя! Болотная гадость уже подступала к краю лодки, но под суровым напором Хамячьих лап злобно зачавкала и неохотно отпустила добычу. Вырвавшись из зловонной пасти трясины, лодка подпрыгнула и резво помчалась к одинокой сосенке, что служила ориентиром.
— Вырвались-таки, — сказал дворник, хлопнув Хамяка по спине. — Молодец, зверь! Дело знаешь. А местечко гиблое было! Туда щепку сухую плавучую брось — сожрет, и не подавится. Ну, считай, вторую трудобину минули счастливо, — и он суеверно постучал по дереву.
Тут подъехали к сосенке. За ней — вновь открытая вода, но темная, неприветливая. Сопер при виде ее опасливо поежился и спросил, что это такое.
— Не бойся, — ответил дворник, закуривая самокрутку, — это уже не опасно. Просто мертвая вода. Ни рыба здесь не ходит, ни птица не пролетит. И лес стоит мертвый.
Действительно, прямо из черной воды торчали гладкие белые стволы мертвых деревьев без коры. Жуткая тишь царила в этом месте.
— Для человека страха здесь нету, — объяснил дед. — А деревья, конечно, жалко. Но стоят, не сдаются. Силы в них много.
Он пыхнул самокруткой и добавил:
— Дождемся сумерек тут. А там дернем к третьей трудобине.
Так и поступили….
Когда начало темнеть, старик велел достать прочный канат, отмерил около ста локтей и привязал один конец к металлическому кольцу на корме лодке. После этого тронулись в путь.