Прикосновение ЛаКлер
Шрифт:
– Мамы? Это мама? Боже!
– Да, ее причудливый почерк, которым она писала только официальную корреспонденцию, так как ненавидела печатать.
– Он вертит письмо в руке.
– Я удивлен, что ты не помнишь. Кто такая, черт возьми, Брук? И почему это письмо выглядит так, словно оно пережило бурю?
Я не могу говорить от шока, бушующего в моем организме. Моя собственная мать разрушила мою жизнь? Зачем ей делать нечто подобное? Год, когда я переспал с Брук, был годом, когда наши родители погибли. На самом деле, примерно через полгода. Мама унесла разрушительный
– Деррик, ты со мной?
– Брайант машет письмом перед моим лицом.
– Кто такая Брук?
– Женщина, о которой я рассказывал тебе некоторое время назад... из "Мираж”.
– Проститутка?
– Он с весельем поднимает брови.
– Зачем маме писать письмо проститутке?
– Не называй ее так.
– Я засовываю руки в карманы и начинаю расхаживать по комнате.
– Мама пошла на многое, чтобы удержать нас друг от друга.
– Я не понимаю. Мама знала...
– Женщина из "Мираж" Брук Райнер.
– Ты шутишь. Ты имеешь в виду свое прошлое увлечение из школы?
– Да.
– Пока не поговорил с Брук, я бы не признался в том, что она былое увлечение, просто девушка, которую я однажды трахнул. Но я думаю, что она прошлое увлечение. Она оставила небольшой огонек, горящий в моей груди, тот, который раскрылся в то же самое время, когда правда всплыла наружу. Пламя, которое я скрывал от мира и себя в течение многих лет.
– Прости, чувак. Должно быть, было неловко видеть ее в "Мираж".
– Он садится на кровать.
– Но я до сих пор не понимаю, почему мама написала ей. Что они могли обсуждать?
– Брайант падает на стул у моего стола и разглаживает письмо на стеклянном столе.
– Святое дерьмо.
– Он смотрит с дикими глазами.
– Деррик, ты отец?
Я качаю головой.
– Нет, я не отец.
– Ты имеешь в виду, что она солгала, а мама об этом узнала? Именно поэтому она написала это?
– Она, блядь, не лгала.
– Слова вырвались из моего рта, как острые камни.
– Она была беременна моим ребенком.
Брайант склоняет голову в сторону.
– И где ребенок?
– Он мертв, ясно? Он мертв, а у меня не было возможности быть рядом с ней там, потому что мама вмешалась в мою жизнь.
– Я смаргиваю слезы с глаз, но они отказываются быть изгнанными.
– Братишка, мне очень жаль.
– Брайант подходит, чтобы обнять меня за плечи.
– То, что сделала мама, неправильно. Я не могу поверить, что она сделала подобное. Но ты не должен хранить это в себе. Мы твоя семья. Не неси это бремя в одиночку. Спускайся и расскажи остальным.
Я киваю, и несколько минут спустя мы все сидим за обеденным столом, а мои братья смотрят на меня, ошеломленные моим откровением.
– Однажды мама говорила, что она беспокоится, что какая-нибудь девушка может появиться у нашего порога, утверждая, что беременна твоим ребенком, - рассказывает Калеб.
– Возможно, она действительно думала, что Брук лжет. И она хотела защитить тебя.
– Она должна была позволить мне разобраться самому, - возражаю я.
– Она должна была настоять на проведении теста
каменном веке живем. То, что она сделала, разрушило не одну жизнь, а три.
– Я выдохнул.
– Ей было наплевать.
Мои братья кивают, не зная, что сказать. Грейс вытирает щеку салфеткой.
– Теперь вы всё знаете. Я сваливаю отсюда.
– Я бросаю салфетку на свою тарелку, сверху нетронутой куриной глазури, приготовленной Брайантом, и поднимаюсь из-за стола.
– Я вернусь на следующей неделе повидаться с Лэнсом.
– Куда ты направляешься?
– спрашивает Брайант, отрываясь от кормления Лиама.
– Не уходи и не делай глупостей, - говорит Калеб.
– Я сожалею о том, что случилось, но ты справишься. Ты ЛаКлер, не забывай об этом.
Я стреляю в него взглядом.
– Тебе легко говорить. Ты не на моем месте.
– Мои виски пульсируют от ярости.
– Если я кому-то понадоблюсь, я буду в Бостоне.
– Почему бы тебе не...
– Отпусти его, Калеб, - прерывает его Нил.
– Иногда помогает только время.
Сам потеряв ребенка, Нил единственный, кто может понять мою боль.
– Позвони нам, когда будешь готов, - продолжает он.
– Мы всегда поддержим тебя.
24. Деррик
День похорон наших родителей был последним разом, когда я заходил в наше семейное поместье "Бикон Хилл". Я никогда не думал, что вернусь до того, как его продадут. Четыре месяца назад мы все решили, что не имеет смысла сохранять недвижимость, когда никто из нас не хочет жить здесь, быть окруженным воспоминаниями о нашем детстве, напоминающими о маме и папе и боли от их потери.
Дом моего детства когда-то был моим раем. Когда я входил через двери в залитые солнечным светом комнаты, я поворачивался спиной к дерьму снаружи, обрегая покой. Больше нет. Теперь, когда я пробираюсь по коридорам мимо покрытой чехлами мебели, воздух, наполняющий мои легкие, запятнан тайнами и предательством.
Я останавливаюсь у основания лестницы, сжимаю перила обеими руками и склоняю голову вперед. Я поднимаю голову, сжимаю челюсть и поднимаюсь по лестнице, тревожа пыль, поднимая ее вихрем вверх к моим ноздрям. Прикрыв мебель, мы больше не касались дома со дня похорон. Все так же, как оставили мама и папа.
Я игнорирую на стенах черно-белые картины нашей большой, счастливой семьи. Лицо моей матери на большинстве из них, а я не могу видеть ее сейчас.
Весь второй этаж занимают комнаты, которые больше, чем квартиры большинства людей, две ванные комнаты, тренажерный зал и даже небольшой кинотеатр. Хотя мама и папа не любили унижать своим богатством других людей, им нравился дом.
Я кладу руки на тяжелые дубовые двери, ведущие в спальню, и надавливаю, раскрывая их. Больше пыли взметается после многих лет в ловушке. Я отмахиваюсь от нее и шагаю внутрь, останавливаясь в середине комнаты. Мне бы хотелось находиться сейчас в другом месте, но я чувствую, что именно здесь хранятся секреты. Мне нужно больше ответов, чем могла дать мне Брук.