Прикосновения Зла
Шрифт:
– Я слышал эту легенду, – Варрон поднялся из кресла. – Назовите имя Создателя.
– Ты все узнаешь в урочный час.
– Оно известно Тациту?
– Да, – Руф помрачнел, ощущая на себе буравящий взгляд ликкийца. – Одевайся, нам пора идти.
– Хорошо, – взысканец достал из сундука пурпурный палудаментум, широкий золотой пояс и украшенные драгоценными камнями сандалии.
Застегивая фибулу, юноша взглянул на свои пальцы и вздрогнул. По ним ручейками сбегала кровь. Перед мысленным взором промелькнули
«Из проклятой паутины нельзя выпутаться, – размышлял Варрон. – Дергаясь в безнадежной попытке освободиться, лишь сильнее прилипаешь к ней. Пока жив Паук, угодившие в его ловушку каждый миг на волоске от гибели, и вынуждены смотреть, как он лакомится другими, пока не наступит их черед. Сколько бед он принес. Сколько зла причинил людям! Не минуло и пяти месяцев со дня гибели Клавдия, а Империя пришла в глубокий упадок. Разграбляются дома, повсюду смерть и рыдания вдов. Дикари стали образцами миролюбия рядом с вопиющей бесчеловечностью и несправедливой жестокостью граждан, воспитанных в духе закона и прописной морали. Если бы я мог, то предпочел бы жить свободно, пусть и считаясь убийцей-кинэдом, чем быть рабом понтифекса, обретя статус зесара…»
Кровь разливалась по потолку; пачкая стены багровыми полосами, текла на пол, и там образовывала большие лужи. Они бурлили и пузырились, увеличиваясь в размерах, словно хотели дотянуться до сандалий ликкийца.
– Что с тобой? – настороженно спросил Руф.
– Все в порядке, Плетущий, – убедительно солгал юноша, расправляя складки тоги.
Теперь он знал, что умение вовремя сдержать гнев и скрыть от врага страх – едва ли не главные признаки мужской зрелости. Взысканец быстро учился.
Жуткие видения исчезли. Варрон стоял возле дымящейся курильницы. Он мечтал превратиться в крошечный кусочек пламени, способный разогнать тьму, согревающий друзей и нещадно жгущий злодеев. Вот только друзей у ликкийца не было.
Понтифекс приказал рабам расчесать всклокоченные волосы юноши и припудрить болезненно-худое лицо.
Возле статуи Паука ожидал эмиссар Джоув, ликторы, факельщики и полсотни легионеров в парадных, начищенных до блеска доспехах. Красная туника легата напомнила взысканцу кровавое пятно.
Культисты обменялись щедрыми приветствиями.
– Мы пойдем через толпу, – Руф вынудил Варрона приподнять подбородок, властно коснувшись шеи ликкийца. – Не вздумай вертеть головой, смотри только вперед, не горбись и не семени. Во дворце следи за моими движениями, я подскажу, куда нужно встать и что делать.
– Благодарю за наставления, Плетущий, – в этот раз молодой нобиль не сумел полностью обуздать страх.
Тяжелая ладонь Джоува легла на плечо взысканца. Эмиссар ободряюще улыбнулся:
– Ни о чем не беспокойся. Я пойду рядом. Если споткнешься или оступишься,
– Помнишь, ты ударил меня и обозвал ублюдком?
Руф гневно свел брови к переносице, раздраженный несвоевременными словами взысканца, однако легата они нисколько не смутили:
– Будущий Богоподобный желает услышать мои извинения?
– Ты полагаешь, что поступил правильно?
– В ту ночь я считал тебя худшим из ублюдков.
– А сейчас?
– Разница в положении не позволит нам стать близкими друзьями, как мне бы того хотелось.
Варрон расплылся в улыбке: широкой и искренней.
– Говорят, есть нобили, которые приятельствуют с рабами. Так почему бы и нам не попробовать выйти за устоявшиеся границы?
– Для меня это большая честь, – по-военному твердо сказал Джоув.
Он отдал приказ строиться, и легионеры со всех сторон окружили культистов, образовав защищенную скутумами колонну. Она золотой змеей сползла вниз по ступеням храма, под звук тяжелых шагов и звяканье металла.
Следуя за Руфом, Варрон поскользнулся на мокром камне, и был тотчас подхвачен под локоть идущим справа эмиссаром.
Улицы и площади заполняла ликующая толпа. Самые любопытные зеваки вскарабкались повыше, чтобы рассмотреть человека, которого вот-вот назовут зесаром.
– Варрон! Варрон! Варрон! – повторяли люди с неистовой радостью.
Тысячи ладоней тянулись к небу, а под ноги горожан летели цветы и мелкие монеты. Здания украсили полотнища с золотым имперским орлом и бирюзовые ленты Ликкии.
– Дай мне руку, – попросил взысканец. – Пожалуйста.
Его лицо, обсыпанное крошечными драгоценными пылинками, сверкало в лучах вечернего солнца.
– Мы почти пришли, – легат сжал холодные пальцы юноши и говорил успокаивающим тоном. – Думай о чем-нибудь приятном.
Варрон скривился: столько лет он терпел насмешки, издевки и оскорбления, не желая делиться своей болью даже с Клавдием, и вот сегодня шел, словно триумфатор, обожествляемый и сопровождаемый лучшими воинами Империи. Им восхищались, ему завидовали, для него звучали песни флейт и бой барабанов.
– Я счастлив! – бодро заявил ликкиец.
– Это твой праздник, – откликнулся Джоув. – Повеселись на славу.
Во дворце было светло и шумно. Сердце взысканца сжалось от нахлынувших воспоминаний. Он не любил ходить через сводчатую анфиладу, ведущую прямо в тронный зал. Являясь туда, Клавдий усаживался в крылатое кресло, а Варрон замирал на полу, возле ног повелителя, который задумчиво трепал его волосы, слушая доклады вельмож. Иногда зесар наклонялся и пылко целовал в губы молодого любовника, но делал это не от внезапно взыгравших чувств – таким образом владыка показывал присутствующим, что ему наскучило их общество и витиеватые речи.