Принц и нищенка

Джелли Элли

– Вот, держи, - Скворец стягивает свою куртку и протягивает ее Стелле, но она только брезгливо морщится и обнимает себя руками.

– Еще раз тебя тут увижу, вызову охрану, - говорит ему стальным тоном.

Откуда они вообще знакомы? Явно же знакомы!

– Да, хорош, мы сами разберемся, - смотрю на нее с раздражением, нашлась защитница, - Давай, иди…

Голубева подозрительно смотрит на Скворца, Скворец на Голубеву. Да что происходит?

– Стелла, иди!
– гопник совсем раскомандовался, блондинка еще раз окидывает нас взглядом и быстро несется к воротам.

– Ну что, продолжим?
– Скворцов скалится, - Или до тебя уже дошло, что тебе нельзя приближаться к Чуме?

– Ну

давай продолжим, - я сплевываю на землю кровь.

– Тупой что ли? Или застрахованный?
– в его глазах вспыхивает агрессивный, дьявольский блеск, - Я же тебя сейчас в ближайшем лесу прикопаю!

– Да прикопай!
– я улыбаюсь дважды подбитой губой, - Давай, Скворец, ломай меня полностью!

Пока смотрю, как его глаза распаляются животным огнем, думаю лишь о том, что пока я охраняю ее душевный покой, дикарка готова скормить меня головорезу и не поморщиться. Не знаю, почему он медлит и не бьет меня еще раз, только переминается с ноги на ногу и стискивает кулаки.

– Смирись, Отелло, - говорю с сарказмом, - Она к тебе равнодушна.

– И к тебе тоже!
– отвечает с самодовольной улыбкой, - Но в отличии от тебя, слова я понимаю. Гофман, считай это моим последним предупреждением, если Чума еще раз будет из-за тебя плакать, я тебя в порошок сотру!

Скворец подходит ко мне очень близко и устрашающе приближается к моему лицу, напряжено щурясь. Потом отходит на несколько шагов назад и сплевывает в сторону. Ой, боюсь! Он читает на моем лице призрение, я не дожидаюсь, пока он снова бросится в драку, разворачиваюсь и иду к забору. Ощупываю челюсть, она гудит, надо было все таки подраться нормально, но где-то в глубине души считаю, что получил заслуженно. Не надо было целовать Чумакову.

Когда возвращаюсь в свою комнату во мне сначала теплится надежда, что она ко мне придет, посмотреть или позлорадствовать, мне даже захотелось снова пойти к ней, показать свое разбитое лицо и спросить, легче ли ей. Но никто ни к кому так не пришел. Хочешь, чтобы я от тебя отстал? Хорошо, я от тебя отстану.

Глава 18

Василиса

Мне всегда казалось, что я уверенная в себе. Несгибаемая. Сильная. Сейчас я в этом сомневаюсь. У меня есть правило: какое бы дерьмо не случилось в жизни, один день можно пожалеть себя и спокойно пореветь, пока никто не видит, но на следующий, нужно обязательно собраться и жить дальше. В этот раз вышло два дня, что не понравилось мне сразу. А потом я пришла на занятия, увидела битую оленью морду и стала сомневаться в себе еще сильней. Во-первых, мне стало его жалко, я просила Скворца не бить его, хотя бы из уважения к Сереге, просто поговорить и припугнуть, но судя по всему, Денис не сдержал свое слово. Во-вторых, мне стало обидно, что тумаки на оленя подействовали, он ни разу не повернул на меня головы, а я вот пол дня сверлила глазами его спину и темноволосую шевелюру, со своей последней парты. И мне стало до такой степени от себя противно, что никакой силы в себе я больше не чувствовала.

А потом был обед. Это был хороший обед. Нам давали салат с морепродуктами и какую-то красную рыбу с рисом. Пока ковырялась вилкой в еде, вспоминала, как назаказывала всякой всячины в ресторане и непроизвольно опять посмотрела на Гофмана. Он сидел достаточно далеко от меня, почти у самого выхода. И в тот самый момент, когда я опять ущипнула себя, чтобы не пялиться на этого противного бабника, к нему подошла девчонка. Она встала у него за спиной и опустила ладони ему на глаза, закрывая ему обзор. Фил напрягся, а потом улыбнулся, я не слышала, что он говорил, наверно гадал, какая из его девчонок сейчас с ним играет. Я наблюдала за тем, как им обоим сейчас смешно и думала только о

том, что Скворец слишком слабо его приложил, можно было и фонарь под глаз поставить или сломать нос. И тогда мне стало от себя еще противнее. Это слабость. Желать кому-то страданий. А я ему их желала. Хотя за что? Фил сделал для меня не мало хорошего, да и для Сереги тоже, а я смотрела на его наглую морду и мечтала вцепиться в нее. И эту кудряшку тоже бы с удовольствием оттаскала за патлы! Почему мне так обидно?

Когда Гофман отгадывает свою незнакомку, она убирает от него свои грязные лапы, он поворачивает на нее голову и они друг другу улыбаются, я больно закусываю губу. Нет, третий день это уже слишком! Убираю на поднос тарелки и кружку, тащу его к выходу и морщусь от противного хихиканья этой крали, что все еще трется около Гофмана. Вот черт! Опять эти мерзкие ощущения в груди! Почему-то на этот раз мне трудно с собой совладать, быстрым шагом выхожу из столовой и буквально несусь вперед по коридору, еле сдерживая слезы. Понимаю, что вот-вот сдамся и не выдержу, заворачиваю в другую от выхода сторону, и сломя голову лечу под лестницу. Нельзя чтобы кто-то видел! У самых ступеней предательские слезы все таки капают, притормаживаю себя, хватаясь за перила и собираюсь пробраться в закуток, но опять дергаюсь. Место уже занято Стеллой. Мы встречаемся друг с другом заплаканными глазами, я ничего не говорю ей, снимаю с плеча сумку, швыряю ее в угол и сажусь рядом. Несколько минут мы молчим, потом она протягивает мне упаковку салфеток.

– Ну что, Чумакова, дохихикалась с Гофманом?
– она смотрит на меня с тоской.

Я только грустно вздыхаю и прячу глаза.

– А что у тебя?

– А я не с Гофманом… - отвечает страдальчески.

– Тоже козлина?
– говорю сочувствующе.

– Нет, Васька, у нас козлина я, - она очень горько всхлипывает.

Стелла опять вся чумазая, перемазанная растекшейся тушью. Интересно, как часто она тут плачет…

Голубева съезжает в мою сторону, опускает на мое плечо свою светлую голову и обхватывает руками мое предплечье. Странно, но от нее меня тоже не колотит и я вполне могу вытерпеть ее присутствие.

– На людях ты выглядишь очень сильной, - я хочу ее поддержать.

– Ты тоже, - мы синхронно вздыхаем.

Сидим так еще пару минут, но в компании плакать не хочется. Мне вообще уже больше не хочется, Стелле видимо тоже. Она принимается размазывать по лицу остатки краски салфетками, а я просто дую на глаза.

– Погрустили и хватит, - говорит спокойным тоном, но шмыгает носом.

– Согласна… Ты же никому не скажешь?

– Не скажу, не дрейфь. Будем с тобой подружками ко несчастью.

– Завтра со мной все будет в порядке, - я чувствую себя неловко, мало ли что она себе там придумала.

– Со мной тоже, - Стелла пожимает плечами, - Но кто знает, что будет послезавтра… Кстати, у Катьки Гришиной в субботу день рождения, я тебя приглашаю.

– А так бывает?
– у меня вырывается смешок.

– Да, Чумакова, бывает, приходи.

– Я не могу, в субботу и у меня день рождения…

– Надо же… здорово… Как будешь отмечать?

– Да у нас особо не принято. Так… куплю конфет, чай попьем, - у нас и правда, не особо веселые праздники, на большое количество народа угощений не напасешься.

– Тогда тем более приходи, - говорит Стелла, - До города можно на автобусе доехать, а обратно подкинет кто-нибудь. Можешь взять с собой своего друга, который Гофману лицо начистил, чтобы было не скучно.

– Да мне как-то неудобно… Стой, а откуда ты его знаешь?
– кошусь на блондинку подозрительно.

– Стрельнул у меня сигарету у забора…

– Понятно…

– Приходи, Чумакова, отметишь день рождения за чужой счет, - Стелла улыбается.

– Посмотрим, - я тоже улыбаюсь.