Принц и Нищин
Шрифт:
— Да, в шею. Довольно легко. Только крови много потерял, да пьяный был в говно… поэтому до сих пор еще не очухался. Отпечатки пальцев на той хитровыеженной пневматической ручке проверили. Его пальчики на этой ручке. Его, этого самого Воронцова Сергея Григорьевича.
— Разве этого мало? — вмешался низенький розовый генерал Федеральной службы безопасности, похожий на Мюллера в исполнении Леонида Броневого. — По-моему, достаточно только хорошенько допросить Воронцова, и все немедленно станет на свои места.
— Все-то у тебя просто, Константин Иваныч, —
— Это ты всегда склонен усложнять, — не остался тот в долгу. — Прямо-таки Шерлок Холмс какой-то.
— Ну… Шерлок Холмс в нашей Москве долго бы не продержался. У нас тут по пять профессоров Мориарти на один гектар, а он с одним-то две серии фильма возился, — сказал Адамов. — Ладно. Ситуация складывается следующая: Вишневского убил человек, внешне в точности соответствующий его племяннику Андрею. Звучит дико, но таковы факты. Когда этот Воронцов придет в чувство, мы узнаем, кто же, собственно, так ловко все подстроил.
— Вы думаете, что он, этот Воронцов, знает непосредственного заказчика? — неожиданно заговорил Фирсов. — Дело настолько крупное, что тут весьма вероятен посредник, причем даже не один, и к тому же анонимный.
…Фирсов, которому только что был учинен самый подробный допрос, учтиво названный Адамовым «разговором компетентных людей», выглядел довольно жалко. Ему казалось, что присутствующие издеваются над ним, и на самом деле его тайна давно превратилась в секрет Полишинеля. Что допрос Сережи Воронцова — которого он уже ненавидел, и не столько за Лену! — будет только продолжением этой мучительной и хорошо поставленной пантомимы.
В этот момент отворилась дверь, и вошел один из подчиненных Адамова.
— Михаил Миронович, звонили из клиники. Задержанный только что пришел в сознание, — доложил он.
Сережа лежал на огромной белоснежной кровати. Таких кроватей и такой ослепительной белизны нет, не было и не будет в государственных медицинских учреждениях (ЦКБ и тому подобные заведения для государственных мужей не в счет). К несчастью для тех, кто не имеет и никогда не будет иметь возможности лечиться в элитных частных больницах.
К нему вошли только Адамов и генерал ФСБ, которого начальник службы безопасности Вишневского называл Константином Ивановичем, а также следователь Генпрокуратуры. Остальным — двум заместителям Адамова, второму следователю Генпрокуратуры и Фирсову — было предложено пока что посидеть возле палаты и поиграть в расположенный тут же бильярд. Если, разумеется, кто выразит такое желание.
Меньше всего желания скатать партейку в бильярд выказал, разумеется, Фирсов, который мало того, что сидел в инвалидной коляске и был бледен, как мертвец, так еще и тщетно пытался унять дрожь в руках.
Вот и играй после этого в бильярд. Тем временем в палате Сергея Воронцова началась в высшей степени занимательная беседа.
— Я руководитель службы безопасности Романа Арсеньевича Вишневского. Моя фамилия Адамов. А вот ваша фамилия Воронцов, не так ли? — спросил Адамов, пристально глядя на
А выглядел тот не лучшим образом — похудевший, заросший щетиной, с кругами под глазами и перевязанной шеей. И — надо сказать — оставалось только удивляться, каким образом он мог убеждать всех, что он Аскольд, если сейчас не было никакого сходства.
— Д-да, — ответил Воронцов на вопрос Адамова.
— Вот и хорошо. Осталось и на другие мои вопросы ответить так же удовлетворительно. Что вы делаете в Москве, Воронцов?
— П-приехал.
Судя по всему, у Сережи были повреждены голосовые связки, потому что каждое слово он выдирал из себя, как ощетинившийся рыболовный крючок из проколотой рыбьей губы. С хрипом и надреснутым, гортанным придыханием.
— Это понятно, — сказал Михаил Миронович. — Вы приехали сюда вместе с Фирсовым и Романовым из ***ова, где у Аскольда был гастрольный концерт, не так ли?
— Так.
— Фирсов и Романов наняли вас заменять Аскольда на этом концерте и после него, уже в Москве?
— З-зачем вы спрашиваете, если и сами все прекрасно знаете? — выдохнул Сережа.
— Хорошо, — пристально посмотрев на Сергея, сказал Михаил Миронович. — Поступим иначе. Я сам буду рассказывать, что произошло с вами в последние сутки, а вы меня поправите, если я в чем-то ошибусь.
— Хорошо…
— Вы приехали в Москву позавчера рано утром, — заговорил Адамов. — После чего пошли на сведение альбома Аскольда в его студию, где вы удачно напились, как то водится и у звезд эстрады, и у их двойников, до поросячьего визга или же искусно имитировали таковое состояние, и были благополучно доставлены в квартиру Андрея Арсеньевича на Кутузовском проспекте. Где и спали приблизительно до сорока минут восьмого. Вечером вы пошли на вручение премии «Аполло» — тоже под видом Аскольда, разумеется. Потом вы доехали до дома Романа Арсеньевича… Затем было куда веселее, — продолжал Адамов. — Вы приехали к Вишневскому…
— Я не был у него! — негромко проговорил Сережа и поморщился: слова отдались болью в поврежденном горле.
— Что?
— Вы говорили, чтобы я поправлял вас, если вы будете отклоняться от реального хода недавних событий… так вот, я вас поправляю: я не был в доме Вишневского и не видел Романа Арсеньевича.
— Потом вы поговорили с ним, — продолжал Адамов так, как если бы никаких слов Сережи и не было, — а потом, зная, что камеры в его кабинете выключены — он не переносит, когда его просматривают в моменты семейных разговоров…
— Да не был! Я! У него!
— …удостоверившись, что дело обставлено так, как и задумывалось, убили его.
Сережа застыл на подушке: вероятно, все силы его головых связок выплеснулись в две предыдущие протестующие фразы. Да и, попросту говоря, он был просто пригвожден к подушке заявлением Адамова. Последний же пристально смотрел на Воронцова и видел, что до того только спустя несколько секунд дошло, в чем, собственно, его обвиняют.
— Я? — пробормотал Сережа. — Я… убил кого? Виш… Виш-невского? Я? Вы бы еще сказали Березовского.