Принц Половины Осени

Юрченко Анастасия

Последние слова он произнёс заговорческим тоном, а мне сразу поплохело от странного облегчения. Круг для утопающего, парашют для падающего, свобода для невиновного. Я тупо пару раз открыл и закрыл рот, теряясь в осознании момента.

– Согласен?

– Мне необходимо время. – Сказал я, снова разглядывая фото.

Наверное, впервые за последние месяцы в глазах солёными слезами блестела надежда. Никаких истерик, страха или злобы. Только прозрачная, едва уловимая надежда. Словно дым. Его нельзя поймать, он так невесом, что не чувствуешь

его прикосновений, но знаешь точно – он есть.

– Если тебе не дадут со мной связаться, в чём я практически уверен, знай, я всё равно приеду за твоим ответом через пару дней. – Он замолк. – Прихвачу с собой договор и ручку для тебя. На всякий случай.

Риган, привычно улыбнувшись, медленно поднялся, бросил на меня удовлетворённый взгляд и вышел, за ним проследовали солдаты. Осколки снова громко звякнули внутри, когда дверь хлопнула за спиной единственного человека, который мог мне что-то рассказать.

***

Было темно, свежо и тихо. Спокойная ночь, в которую мне так и не удалось уснуть. Темнота в тот день, казалось, стала осязаемой. Она бархатом касалась кожи, её можно было вдохнуть. Она пахла бетонными стенами камеры, теплым одеялом и ночной прохладой.

Я пытался уснуть, честно. Но сон то и дело ускользал из-под тяжёлых век. Под подушкой лежало фото, которое я несколько раз доставал, разглядывал в свете тусклой лампы и, погасив в очередной раз лампу, прятал обратно под подушку. Хоть бы малейшая тень воспоминания проскользнула в голове! Но было пусто. Я впервые разучился думать, и это было отвратительно. Я сразу чувствовал себя уязвимым, будто терял связь с Лабиринтом и жизнью вне периметра.

Я снова перевернулся на другой бок и злобно выдохнул. Ворочаться надоело. Всё тело уже ныло, бока на тот момент я отлежал, а на спине спать неудобно. Так что я лежал и разглядывал стену, потупив взгляд. Дверь скрипнула. Я не был сильно удивлен, как я уже говорил, Моррис питал какую-то нездоровую слабость к ночным подъёмам. Но в ту ночь ему не удалось застать меня врасплох. Я рывком поднялся на ноги и включил светильник. Моррис стоял на пороге комнаты, было видно, что он давно не спал. Во взгляде легко прослеживалась злоба.

– Неприятно терять контроль над ситуацией, да? – Голос у меня был равнодушный, но улыбочку я натянул. – Мистер Моррис, не стоит так злиться, я никому не расскажу, что вас сегодня так унизительно выкинули из комнаты для свиданий. Некому.

– Смеяться вздумал? – Он, продолжая смотреть на меня, пнул дверь пяткой и та, громко хлопнув, закрылась.

Я уже предчувствовал, что наш разговор добром не кончится. Впрочем, так всегда было. Я в ответ демонстративно закатил глаза, мол, проходили это уже сто раз. Серьёзно, он никогда, наверное, не сможет меня удивить. Всегда делает одно и то же: либо кричит до вздутых вен, либо бьёт до ссадин на костяшках.

– Думаешь, что если тебя в «Аврору» включить пытаются, то я потеряю власть?

Моррис быстро оказался в шаге от меня, схватил моё запястье, больно

сжал, а потом свободной рукой ударил в солнечное сплетение. Дышать было тяжело. Помню, как он взял меня за волосы, потащил к столу, а потом яркая боль пронзила голову, перед глазами всё расплывалось, я потерялся во времени. Это, вроде бы, пару раз повторилось, а потом я лежал около стола, прижимая колени к груди, пока ломящая боль расползалась по грудной клетке и черепу.

Перед глазами были солдатские ботинки, они отошли от меня, и я увидел Морриса почти целиком. Он осмотрел комнату, его взгляд упал на краешек фотографии, который стал, виден из-под подушки после моего резкого подъёма. Моррис потянулся к ней, достал и повертел в руках. Всё, на что мне хватало сил в тот момент, это прерывисто дышать, ощущая при этом резкую боль в груди. А он всё разглядывал, потом посмотрел на меня. Он впервые видел живой ужас в моих глазах. Не показательную улыбку, не ехидство, не иронию.

– Попрощайся с прошлым, – он улыбнулся, упиваясь своей победой, и разорвал фото.

Внутри что-то щёлкнуло, распространяясь в мышцах горячим потоком слепой ярости. Боль вдруг пропала, а я вскочил на ноги и в одно мгновение оказался рядом с ним. Ударил в скулу, потом попал в бровь, он снова попытался перехватить руку, но я со всей своей силы, ударил его коленом между ног. Ярость была прекрасным топливом, которое превращает жертву в настоящего маньяка. К черту боль, к черту мораль и нравственные ценности. Когда тело пробирает дрожь от злобы, нет границ.

– Их ты так же избивал? Или…или просто…вспорол их животы?

Хриплая фраза, прерываемая периодическими пыхтениями, мигом растворила в воздухе. Всё.

– Я ничего не делал! – Гаркнул я, но с места не двинулся.

Застыл изваянием, потом отступил на пару шагов и осмотрел Морриса. Нельзя сказать, что я нанёс ему сильные увечья: он гораздо крупнее меня, сильнее и крепче. Однако лгать не буду, душу я отвёл. Стало легче от пары синяков на этом нагромождении мышц.

– Не делай такое несчастное лицо. У тебя нет права на сочувствие. – Моррис криво, но пусто улыбнулся. – Как думаешь, твой брат, если он выжил, предпочёл бы убить тебя? Если бы знал, к чему приведёт…твоё рождение.

– Да. – Я смотрел ему в глаза. Моррис поджал губы и кивнул. Он больше ничего не делал и не говорил. Просто вышел из камеры.

***

Через два дня в лагерь поступили новенькие. Две девушки, держась под руки, медленно спускались в зал из камеры. Когда-то на их месте был я. Только у них взгляд был заинтересованный, а у меня уставший. Я в тот день всё ещё сожалел об утраченной фотографии, которая была последний связкой с моим прошлым. Ночью я потерял единственную крупицу настоящего себя, которая у меня была. И эта потеря, признаться, меня подкосила. Я прокручивал в голове момент, когда обрывки фото падали на пол. Снова и снова падали, оказавшись под подошвой ботинка Морриса. И эти воспоминания поглощали меня, точно вязкое болото.