Принц-странник
Шрифт:
Она подошла к его матери и, поцеловав ее руку, попросила разрешения сесть рядом. Генриетта-Мария любезно разрешила сделать это.
Словно и не было никакого изгнания, подумала мадемуазель. Теперь она прямо-таки снисходит до общения со мной. Стоило бы дать понять этим Стюартам, что я по-прежнему полагаю себя вправе выступать впереди ее дочери, поскольку та как-никак пока еще не мадам Франции.
Глаза Генриетты-Марии любовно устремились на Генриетту.
– День триумфа для вашей дочери, мадам, – сказала мадемуазель.
– Я
– Разве она счастлива? Она, пожалуй, не производит такого впечатления. Вы полагаете, она стремится к этому браку… и к браку вообще?
– Это уже дело времени. Она, в конце концов, еще ребенок. К браку стремится Филипп… вовсю стремится! – Генриетта-Мария украдкой взглянула на племянницу. – Он стремится жениться на ней, как многие стремятся выйти за него замуж.
– Будем надеяться, она будет счастлива в браке.
– Какие в том могут быть сомнения, когда речь идет о таком высоком браке, мадемуазель.
– Теперь у вашей семьи, надо полагать, самый широкий выбор претендентов?
– Да, конечно, – сказала Генриетта-Мария. – Мой сын, король, теперь уже не будет проявлять прежней нерешительности.
– Поистине счастливицей будет та, кого он выберет!
– Было время, мадемуазель, когда вам не казалось, что его жена будет так уж счастлива.
– И не была бы таковой, оставайся он по-прежнему в изгнании.
– Он не забудет эти дни изгнания, я в этом не сомневаюсь. Не забудет тех, кто оставался его друзьями, и тех, кто был настроен к нему не очень-то дружелюбно.
– Здесь, при дворе, всегда было много тех, кто проявлял к нему симпатию и дружбу.
– Он многим обязан своей сестре Мэри.
– Очаровательная принцесса. Она показалась мне похожей на Чарлза.
– Так теперь вы находите Чарлза очаровательным?
– А кто находит его иным?
– Многие не находили в нем ничего хорошего в дни изгнания. Впрочем, разумеется, обаяние царствующего монарха для некоторых вещь очевидная, не то что обаяние нищего бродяги.
В мадемуазель начала закипать ярость. Уж не намекает ли королева, что она, де Монпансье, и здесь опоздала. Или она забывает о том безмерном состоянии, которое мадемуазель принесет своему будущему мужу? Не она ли сама слышала, что король Англии все еще страдает от нехватки денег?
Генриетта-Мария тоже вспомнила об этом и задумалась о том, как бы отнесся Чарлз к браку с этой женщиной. Следовало обуздать свою резкость, неразумно своим злорадством отпугивать ту, что еще вполне может стать ее невесткой.
Королева торопливо взглянула на Генриетту и немного успокоилась. Вот кому суждено заключить самый блестящий из возможных на сегодняшний день браков. Людовик женат, но его брат пока что свободен.
Мадемуазель проследила за взглядом своей тетки, и ее гнев перешел в легкую панику. Опоздала с Людовиком, опоздала с Филиппом. Что же, выходит, с Чарлзом может получиться то же самое?
Генриетта
Филипп ей нравится, твердила она себе непрерывно. Ну, было между ними в детстве несколько крупных ссор, но стоит ли к ним относиться всерьез? Он не всегда был добр к ней, но он был всего лишь мальчишкой, а теперь все по-другому – ведь он влюбился в нее. У нее не было сомнений в его любви, настолько явными были ее проявления. Он не сводил с нее глаз и совершенно очевидно гордился ею. Трогательно было видеть, как он смотрит в сторону брата, сравнивая Генриетту с Марией-Терезой, и сравнение явно было не в пользу последней. Смех, да и только! И все же ей скорее нравились эти выходки Филиппа. После стольких лет унижений ей было лестно осознавать, что такая важная особа любит ее.
Она не задумывалась о том, счастлив ли Людовик в браке, она вообще не думала о Людовике. Ей было радостно оттого, что она собиралась в Англию, где она сможет поговорить с Чарлзом, рассказать ему обо всем накипевшемся в душе, спросить его совета.
Ей понадобилась мать, и, придя в апартаменты королевы, она обнаружила Генриетту-Марию лежащей на постели и горько рыдающей.
– Что случилось? – воскликнула Генриетта, испугавшись.
Ее первая мысль была о Чарлзе. Не потерял ли он вновь недавно приобретенное королевство?
– Оставьте меня с королевой! – приказала Генриетта, и женщины из прислуги подчинились.
Встав на колени перед кроватью, принцесса посмотрела матери в лицо. Маленькие темные глазки были еле видны из-под разбухших век, но Генриетта сразу определила, что мать скорее разгневана, чем огорчена.
– Можешь сказать, что произошло? – спросила принцесса. – Мама, ну отвечай же, мне непереносима эта неизвестность.
– Все дело в этой женщине, приглашенной ко двору!
– Какой еще женщине?
– Как в какой? В этой шлюхе Энн Хайд!..
– Ты имеешь в виду?.. Подожди! Энн – это та, что дочь канцлера?
– Да, я имею в виду дочь этого пройдохи. Этот глупец Джеймс женился на ней. Твой младший брат осмелился тайно жениться на ней. Без моего согласия! Без согласия старшего брата-короля!
– Он… Значит, он любит ее.
– Любит ее. Она провела его как последнего дурачка. Он женился на ней в аккурат тогда, когда она должна была родить бастарда. А он, простачок, бедный глупыш, не мог такого допустить, и не только женился, но и признал ребенка своим.