Принцесса Дюны
Шрифт:
Лидер новохристиан не произнес больше ни слова, но его угрозу слышал весь город.
– Он действительно готов применить ядерное оружие, сэр? – спросил раскрасневшийся Плиний, когда офицеры наконец добрались до мостика. – Это не имеет никакого стратегического смысла.
– Лидеры фанатиков не обременяют себя дружбой с логикой – вот поэтому их и называют фанатиками. – Зенха чувствовал, как в воздухе нарастает напряжение, глядя на жуткую пустоту в центре города. Он продолжал выкрикивать вынужденные приказы: – Всем десантным кораблям! Стартуйте как можно скорее!
Три больших транспортника были заполнены лишь наполовину,
Внезапно небо над Лиджо озарилось ослепительно-белым светом. Через несколько секунд, хотя флагман находился уже в нескольких километрах и быстро поднимался, взрывная волна ударила в борт – Зенху отбросило, он покатился по палубе. Капитан инстинктивно прикрыл глаза рукой, защищаясь от атомной вспышки. Он взвыл от горя и растерянности, глядя, как все присутствующие на мостике разлетаются, словно листья на ветру. Он вывихнул голеностоп, зацепившись ногой за прикрученный к палубе стул, но от потрясения и ужаса не чувствовал боли. Другой офицер помог ему подняться, и все они уставились на экран – теперь уже затемненный фильтром.
Голос Плиния звучал еще тоньше, чем обычно:
– Капитан, несмотря на ваш приказ оставить на земле только один десантный корабль, остальные не успели взлететь вовремя. Весь личный состав основной оперативной группы, предположительно, погиб.
Волны яростного пламени прокатились через Лиджо – из центра города в небо поднимался огромный столб дыма и пепла. Когда фильтры справились с изображением и заблокировали слепящий свет, Зенха увидел весь масштаб катастрофы.
– Они стерли с лица планеты собственную столицу, вместо того чтобы сдаться! Со всеми жителями!
Левая щиколотка пульсировала болью. Доковыляв до командирского кресла, Зенха рухнул в него. Голова кружилась. В разведывательной сводке, полученной от Императора, не содержалось никакой информации о захваченном атомном оружии и степени фанатизма этой кучки раскольников.
– Доложить по форме! – рявкнул капитан. – Мне нужны доклады с оценкой понесенных потерь.
Цифры поступали мучительно медленно. Большинство кораблей штурмового отряда попало под ударную волну. Из четырех тысяч бойцов, которые высадились с капитаном, на Кайтэйн смогут вернуться лишь двести сорок восемь – почти все находились на борту флагмана. Ни одному другому крупному кораблю не удалось спастись.
После мученической смерти Кварта и уничтожения Лиджо гневные искры восстания – как спланировано заранее? – вспыхнут в других городах по всему Отаку, но в данный момент капитан ничего не мог сделать, чтобы их подавить. У него нет ни достаточного количества бойцов, ни технических средств. Его оперативная группа разгромлена.
Он не мог представить себе худшего исхода. Его карьера была разрушена, как и город внизу, репутация пошла прахом, а тысячи жизней потеряны. Его солдаты, бойцы, которых он так любил!
Как же вышло, что его отправили сюда таким ужасно неподготовленным? Он изучил каждую мелочь в досье, но оно оказалось неполным – более того, преступно неполным! – и ему не предоставили достаточной поддержки в этой миссии. Если бы ему дали хотя бы одно подразделение сардаукаров или более
Зенха понимал, что все это звучит как попытка оправдаться. Он командир. Он капитан флота. Вся вина ляжет на его плечи, и это сокрушительный удар.
< image l:href="#"/>Некоторые воспоминания живут дольше, чем сам человек, а последствия важных поступков могут проявляться на протяжении столетий.
Когда Чани после нападения на комбайн Харконненов вернулась в родную пещерную общину, ее тут же встретили знакомые домашние запахи: густой мускусный дух человеческих тел, резкая с горчинкой нота корицы, устоявшиеся ароматы химических производных от меланжа, перерабатываемого в пластик, ткань и даже взрывчатку. Конструкция ситча обеспечивала приток свежего воздуха, но влагонепроницаемые двери удерживали его внутри. Атмосфера сильно отличалась от той, что царила в продуваемой всеми ветрами пустыне, однако внутренняя среда жилищ по-своему успокаивала, даже когда становилась совсем затхлой.
В данный момент, после известий о состоянии матери, Чани не помешало бы успокоиться. Но у нее не было на это времени.
Она слышала вокруг гул голосов: Джемис и Хоуро хвастались своими подвигами; женщины-ткачихи пели традиционные песни дзенсунни; старик перебирал струны инструмента, купленного на арракинском базаре, хотя ему и в голову не пришло бы потратить деньги на уроки игры.
Не тратя времени на разговоры с другими жителями общины, Чани направилась прямиком в жилые помещения своих родителей. Грубые каменные стены были украшены ткаными драпировками. На низком столике стоял дорогой вычурный кофейный сервиз, который Лайет-Кайнс получил в дар от торговца антиквариатом.
Старая преподобная мать ситча дежурила внутри грота возле кровати. Когда Чани вошла, Рамалло выпрямилась, сидя на подушке на полу. На ее лице застыло озабоченное выражение. Мать Чани спала глубоким сном на низкой кровати. Очевидно, движение Рамалло ее потревожило – она вздрогнула от боли во всем теле. В ярко-голубых глазах старой преподобной матери мелькнула печаль, когда она взглянула на больную, а затем вновь на Чани.
– Мы сделали все, что в наших силах, чтобы устроить ее поудобнее. Сейчас она спит.
– Но разве она отдыхает? – Чани чувствовала сильный аромат трав и благовоний, из чайной чашки с настойкой, стоящей рядом с кроватью, доносился острый химический запах.
– Скоро отдохнет, – сказала Рамалло, и Чани кивнула.
Фарула была на несколько десятков лет моложе преподобной матери ситча, но выглядела такой измученной, что казалась гораздо старше. Ее щеки ввалились, а челюсть отвисла – будто из женщины выкачали всю жизненную энергию и молодость.
В возрасте Чани мать слыла сногсшибательной красавицей. Ее голографический снимок до сих пор украшал помещение, поскольку отец с благоговением хранил его. Будучи молодой женщиной, Фарула привлекала множество мужчин, флиртуя и соблазняя их дерзким поведением, но никогда не теряла голову и принимала мудрые решения. Лайет был одним из этих поклонников, как и настоящий отец Хоуро, Уоррик – и оба они каждый в свое время взяли ее в жены.