Принцип домино
Шрифт:
— Я в этом не сомневаюсь, — ответил я.
Баукамп спустился со мной в лифте и по коридору провел к первым воротам, где был контроль. У двери сидел Фистер.
— Звонил надзиратель, — сказал он, когда мы проходили мимо. — Заключенного приказали отвести назад.
Пока мы шли в зал для совещаний, я понял, что добился своего, и от этой мысли мне стало приятно.
20
— Я не согласен, — заявил Оскар.
— Как это — не согласен? Я лез из кожи вон, чтобы тебя тоже взяли.
— Рой, мне эта история
— Зачем, с какой стати? Ну кому нужно вытаскивать меня отсюда, чтобы обвести вокруг пальца?
— Не знаю. Вот что и вызывает у меня сомнения. Эти ребята — темные лошадки. Ты не знаешь, кто они и на кого работают. И вдруг они готовы оказать тебе самую большую услугу в жизни. Ты видишь в этом смысл?
— Если я выйду на свободу, смысл будет.
— Старик, такие услуги бесплатно не оказывают. Не думай, что тебе купят костюм и дадут билет в одну сторону, домой, в Западную Виргинию. Ты ведь понимаешь?
— Да, черт побери, не такой я дурак.
— Так неужели это тебя не беспокоит?
— Ты прав, беспокоит. Но еще больше меня беспокоит, что придется торчать здесь оставшиеся годы жизни.
— Эта затея тебе нравится больше, чем гроб?
— Со своим вопросом ты опоздал, я уже задавал его себе раз двести. И по-прежнему готов ответить — «нет».
— Вот и хорошо. Ты доказал, что у тебя есть смелость, а мозгов не водится. Но мне это не подходит, я остаюсь. И буду постепенно издыхать.
— Поступай как знаешь, я у тебя в ногах валяться не намерен.
Оскар сидел, сгорбившись на койке, и смотрел в пол. Потом он заговорил:
— Послушай меня. Мы с тобой — вроде залежавшихся на складе товаров, в тюрьме таких, как мы, полно. И никому на свободе до нас дела нет. Верно?
— Пожалуй.
— И вдруг ни с того, ни с сего появляются эти ребята и хотят вручить тебе в подарок луну в бумажной обертке. Какой здесь смысл? Кто они такие? Неужели ты думаешь, что пара простых людей с улицы может запросто войти в тюрьму, поболтать немного с охранником и вывести одного из заключенных на свободу? Такого мне слышать не приходилось. Чтобы сделать такое, нужно быть величиной. Ведь так?
— Величиной или ничтожеством — кому это важно?
— Важно мне. Поверь, что эти люди из верхов, и затевают они какую-то большую и грязную игру. Ты хотя бы раз задавал себе вопрос, что ты можешь сделать для них полезного? Ответа ты не знаешь, и я тоже. Первое, что приходит в голову, — ты должен кого-то убить. Уверен, что и тебе такие мысли в голову приходили.
— Да, приходили.
— Ну, хорошо. На свободе можно найти тысячу людей, занимающихся такими делами. И на них есть расценки. Так зачем из кожи лезть вон, вытаскивать из тюрьмы какого-то лопуха и поручать ему такую работу? Какой в этом смысл?
— Смысла в этом я не вижу. Единственное, чего я хочу…
— Понимаю, ты только хочешь выйти на свободу. Когда ты почувствуешь под ногами траву и тебе на шляпу начнут гадить воробьи, наступит безоблачная жизнь.
— Оставь, Оскар. Ты уже все сказал. Давай кончать этот разговор.
— Я не хочу его кончать. Может
— Понимаю; но это ничего не меняет.
— Помнишь того дурака, которого несколько лет назад застрелили в Лунвилле? Не могу забыть эту историю. Потом говорили, что человек, который его убил, незадолго до этого бежал из тюрьмы. Несколько недель до убийства он жил себе в Неваде и в ус не дул. У него появились деньги, машина, и он жил в свое удовольствие. Потом он вообще скрылся в Аргентину, где жил совсем неплохо. А когда все успокоилось, его арестовали, привезли назад, запрятали в тюрьму где-то на юге, а потом перевели в старую тюрьму. Говорили, что его не нужно отдавать под суд, потому что он признал себя виновным. Хорошо обтяпали, правда? И спорю, что он умрет в тюрьме.
— И что с того?
— Что с того? То, что этого простака кто-то использовал в своих интересах. Ему дали денег, освободили из тюрьмы и наобещали с три короба. И даже неважно, он стрелял или кто-то другой. Главное, нашелся козел отпущения. Таким он и останется. Даже после его смерти, когда будут спрашивать, почему он убил, ответ готов: «Да он просто спятивший заключенный, который ненавидел черномазых».
— Кто это — «кто-то», о ком ты говоришь?
— Хороший вопрос. Вот ты мне и скажи, кто эти люди, с которыми ты разговариваешь? Откуда они? На кого они работают? Тебе известно?
— Нет.
— Вот в том-то и дело. И ты никогда не узнаешь. Никому не узнать, кто это — «они». Обычно их даже не видишь. Но когда с ними сталкиваешься, они хорошо одеты, говорят, как образованные профессора, и выглядят, будто ходят к парикмахеру два раза в неделю. Уж они-то не бывают черными, пуэрториканцами или итальянцами. Ты не можешь узнать этих людей, они — это просто «они». В основном они держатся в тени, обедают вместе и, конечно, много говорят по телефону. Они управляют вещами, деньгами, войнами, людьми. Они знают, как должна быть сделана работа, неважно какая, и знают, как спрятать концы в воду, в основном потому, что существуют такие идиоты, как ты и я, чтобы выполнять за них грязную работу.
— Ты спятил, Оскар. Никто от тебя ничего не хочет. Ты им даже не нужен. Они говорят, что если ты пойдешь со мной, тебя выбросят где-то на полдороге отсюда до Гери. После этого ты сам себе хозяин.
— Пошли они в задницу. Нигде они меня не выбросят, потому что я с тобой не пойду.
— Делай, как знаешь, — ответил я.
21
Когда в шесть утра зазвонил колокол, Оскар уже оделся. Я опустил ноги на пол, и он мне заявил: