Принцип домино
Шрифт:
— Сукин ты сын. Из-за тебя я всю ночь не мог заснуть.
— Ты передумал?
— Нет. А ты?
— Тоже нет. Я ухожу. А тебе самое лучшее — вообще забыть, о чем я говорил.
— Не волнуйся, я уже забыл.
Всю дорогу до столовой он не сказал ни слова. Пока мы завтракали, он тоже молчал. Позже, на прогулке, он играл в мяч с какими-то двумя заключенными и даже не подошел ко мне.
Наконец, незадолго до половины девятого, когда я медленно пошел к северо-западным воротам, Оскар подбежал ко
— Я иду с тобой.
— Нет, уже поздно.
— Пошел к черту, я иду с тобой.
Мы подошли к охраннику, и я сказал: «Такер». Мы прошли пятнадцать шагов, повернулись и подошли к двери. Охранник стоял на месте, совершенно белый, как брюхо рыбы. В испуге, с тупым выражением на лице, он таращился на нас. Не успел я сказать ни слова, как Оскар наклонился к нему и злобно прошептал: «А ну, с дороги! С дороги! Если через десять секунд ты не уберешься, тебе не дожить до обеда».
Челюсть у охранника отвалилась, но он не сказал ни слова. Он развернулся, потом внезапно вытащил ключи и открыл дверь. Мы выскользнули наружу. Сзади щелкнул замок.
22
В трех метрах от ворот, на усыпанной гравием дорожке для разгрузки грузовиков, стояла машина булочника. Ее мотор работал, а задняя дверь была наполовину открыта. Мы подошли к машине, влезли и закрыли дверь. Как только машина тронулась, водитель повернулся и сказал: «Ложись на пол».
Мы медленно проехали тридцать или сорок метров, съехали с усыпанной гравием дорожки и выехали на асфальт. Потом машина остановилась. Я услышал, как заскрипели петли ворот, рядом с машиной застучали подкованные каблуки стражника.
— Ты уже две недели приезжаешь на этой машине. А что приключилось с Берни? — спросил стражник.
— Сегодня он должен был вернуться из отпуска, но сестра его жены умерла в Лунвилле. Поэтому он уехал сегодня ночью, — ответил водитель.
— А, понятно… Я ему сочувствую. Если ты его увидишь…
— Думаю, ты увидишь его раньше меня. Он должен вернуться в четверг.
Когда ворота открылись до конца, они звякнули. Грузовик поехал, и ворота плавно закрылись.
23
Солнце стояло прямо над озером и блестело на песчаных дюнах. От его блеска я ослеп. Выпрыгнув из машины, я ничего не мог видеть, но постепенно зрение вернулось. Прямо перед нами, в пятнадцати метрах, стоял черный «Крайслер», а рядом ждали двое подтянутых молодых ребят и смотрели на нас. Один из них был одет в серую форму шофера, второй — в темно-синий костюм.
— Ну, пошли, — распорядился шофер грузовика. — Ступайте.
— Оставь свои приказы, дружок, — ответил Оскар.
Я пошел в сторону «Крайслера». Ботинки Оскара шуршали по песку за моей спиной, и он что-то
— Господи, совсем как в военном лагере.
Человек в темно-синем костюме держал в руке револьвер. Когда я подошел, он спросил:
— Такер? Так?
Я кивнул, и он сказал:
— Садись на заднее сиденье.
Когда я проходил мимо, человек поднял руку, и раздался резкий звук револьверного выстрела. Я быстро обернулся и увидел, что Оскар стоит метрах в трех, а из груди его хлещет кровь.
— Сволочь, — крикнул я, прыгнул в сторону, пытаясь перехватить руку, державшую револьвер, но не успел дотянуться, как раздался еще один выстрел. Потом я почувствовал сильнейший удар по затылку.
Часть вторая
24
Я медленно приходил в себя: все вокруг плыло, перед глазами плясали какие-то смутные тени. Казалось, из меня выкачали всю кровь и заменили теплым молоком. Даже потолок был каким-то зыбким. Он медленно раскачивался из стороны в сторону, и по его белой поверхности пробегали волны.
Я пристально посмотрел в точку прямо над головой, открыл и закрыл глаза, опять напряг зрение, посмотрел пристально, закрыл глаза, отдыхая. Наконец, когда прошло уже много времени, потолок остановился и успокоился. Я поднялся, опираясь на локоть, и посмотрел по сторонам.
В моих ногах сидели трое — человек в темно-синем костюме, который убил Оскара, седая женщина в очках и Росс Пайн. Мой голос показался мне совсем чужим и тихим.
— Сколько времени?
— Сейчас половина пятого дня, — ответил Пайн. — Вы находитесь в гостинице «Дорсет» в Чикаго на семнадцатом этаже. Хотите кофе?
Я кивнул. Седая женщина подошла к столу возле двери, налила чашку кофе, добавила ложку сахара и принесла мне чашку. Потом она села на место.
— Вы останетесь в Чикаго еще три или четыре дня. Эту женщину зовут Хелен Гэддис. Пока вы здесь, она будет поддерживать связь со мной. Этого человека зовут Марти Брукшир. Сегодня вечером он уезжает из Чикаго, но, по мере продвижения нашей работы, опять свяжется с вами.
Я посмотрел на Брукшира. Короткая стрижка, ясные голубые глаза, белая рубашка, серый галстук. Чистое, свежее лицо без следов волнения — как будто он всего три года назад закончил колледж в Коннектикуте. Мое желание было совершенно определенным. В мыслях я резко опустил ноги на пол и плотно обхватил пальцами эту откормленную, гладко выбритую шею. Однако тело не повиновалось. У меня не осталось ни костей, ни мускулов, во всяком случае, мне так казалось. Я не чувствовал боли, напряжения, физически меня вообще не существовало. Я мог видеть, слышать и помнить услышанное.-