Принцип неопределенности

Финикийский Торговец

– Правда что ли?
– грубо спросил я, указывая стволом в уродца.

Я подошёл к трупу людоеда и потыкал в него ногой. Существо не подавало признаков жизни. Ни намерения, ни отзвука в будущем - мертво. Обезьяноподобная тварь имела вытянутые конечности с крупными продолговатыми пальцами, заканчивавшимися кривыми когтями. Морда была похожа на искаженное безумием лицо. Изуродованное человеческое существо внушало брезгливость, само его возможное происхождение вызывало большее отвращение, чем его отталкивающий облик. Я не смог удержать нездоровое любопытство, присел на корточки и оттянул веко трупа. Человеческий зрачок. Как человек мог превратиться в это? Я отступил обратно, борясь с тошнотой.

Потеряло

ли оно разум окончательно? То, что оно было некогда человеком, я ощущал едва ли не костями. Пока я гадал об этом, тем же путем, что и мы прибыли покупатели груза. Несколько дуросов вышли из массивного грузового спидера. Говорили они мало и исключительно по делу. И без промедления занялись разгрузкой-погрузкой товара.

– Оставшуюся часть денег за товар мы вышлем хозяину груза. А он должен рассчитаться с вами, - сказал главный среди них.

После того, как десятый реактор перенесли из трюма на платформу грузовика, складной тент закрыл весь груз от любопытных глаз. Ушли они быстро. Нам оставили пару видавших виды спидеров. Цена любого из них была меньше десяти тысяч кредитов. Гроши в сравнении с грузом.

Мы не могли бросить корабль на произвол судьбы. За его безопасность в импровизированном доке отвечала 'крыша', переговоры с ней вёл Травер, и обошлась она почти в сотню тысяч кредитов. В противном случае мы могли лишиться корабля, местные криминальные воротилы могли и приватизировать его, а надеяться на то, что нас не обнаружат, никто не мог, более того, я знал, что такая авантюра не выгорит.

Половина дела была сделана. Осталось убраться с Корусанта и желательно на своём судне, а не бесплатным рейсом в мир-колонию. Мусоровоз, с которым был договор на вывоз 'Шлюхи' должен был прибыть через неделю. Разумная идея остаться на борту, разумеется же, была мгновенно отвергнута. Фарланд хотел посетить свой родной блок ? 2415, и ему был нужен человек с паспортом, а Травер с Нейлой собирались по своим делам.

– Если на корабль наложат арест, то лучше бы нас на нём не было, - пояснил решение капитан.
– А сидеть и ждать эвакуатор можно в другом месте. Главное не болтать, и не привлекать лишнее внимание. Придумайте легенду поубедительней и не говорите слово, начинающееся на 'мусор', вслух.

Фарланд предложил разделиться. В таком случае, если кто-либо из нас задержится, то другая половина команды выведет корабль с планеты и дождётся на нейтральной территории остальных. Звучало обнадёживающе, но начинающий аналитик внутри меня сходу нашёл головняка на неделю вперед. Действовать без плана, импровизируя по ходу, - удел героев. А я в их буйные ряды не стремлюсь.

Я выбрал спидер маневреннее, но более тесный и провонявший куревом. Капитан был не против, предпочитая взять более комфортабельный транспорт. Комфорт - понятие относительное особенно для человека погруженного в себя так глубоко, что глубина эта лежит на грани душевной болезни. Фарланд тоже не возражал. Во всяком случае, не долго. Взяв с собой из корабля всё необходимое, я отправился с ним в путешествие. В необъятном арсенале Травера, помимо автоматов, неожиданно найденного повторителя и брикетов взрывчатки нашлось и несколько оглушающих пистолетов. Но они всё равно не удовлетворяли местному законодательству. Кухонного виброножа мне не хватило, но и свой музейный штык-нож я брать не стал. Это вполне себе холодное оружие с тридцатисантиметровым клинком. Я был безоружен. Безоружен? О, нет, разумеется, моё главное оружие всегда со мной.

Выведя аэроспидер из кишки туннеля, Фарланд набрал адрес и беспечно отпустил штурвал - автопилот взял на себя дальнейшее управление. Права на вождение - это давно утерянная людьми привилегия - ими теперь обладал сам автомобиль. И делал это он намного лучше

человека. Компьютеры и ИскИны Галактики умели не только здорово играть в игры вроде шахмат или го, но и не менее успешно управлять почти любым средством передвижения. Напротив же - умение, летя на огромной скорости, управлять этой воздушной повозкой сразу в трёх измерениях и относительно плотном потоке - это не то, чем обладает среднестатистический человек. Учитывая, как водят люди на абсолютно ровной дороге, и как приходится усложнять автотрассы ради снижения аварийности, я думаю, и на Земле, со временем, люди разучатся водить, или это станет таким же распространённым навыком, как способность скакать верхом на лошади.

Я глазел по сторонам, как на автобусной экскурсии: на ослепляющие огнями стены рукотворного ущелья, на колоссальных масштабов рекламные голограммы, корчащиеся в припадках лицемерия. В Силе царило безумие; миллионы разумных со своими стремлениями, охваченные страстями и отчаянием, беспочвенной радостью и, напротив, вполне рационально потерявшие всякий смысл жизни, менявшие свой рок и плывущие по течению предназначения, все они своим несогласованным хором стремлений и судеб сливались в единую симфонию. Сила не пульсировала, она растекалась всюду единым океаном, и пульс отдельных точек размывало могучими волнами неразличимого в своём сплавленном, смешанном состоянии эха будущего. Миллиарды разумных одновременно строили свои отдельные жизни и текли в едином течении. Так как всё в мире состоит из простого - редуцируясь как сложный механизм на отдельные части, но одновременно с тем в мире и нет ничего простого.

С трудом я смог направить свой взор на что-то конкретное.

На себя. Только теперь, в этой мешанине, я смог увидеть именно себя, оттенённого этим потоком, размывавшим моё сознание и таким изуверским способом создающим его хоть как-то различимые границы. Я рассекал Силу, как крупное судно, кильватерная струя которого определяется чувствительными сенсорами на многих километрах от корабля и через час после прохода. Словно размешивая густую краску, поднимая вязкие и тяжёлые донные слои, я баламутил Её потоки.

Виной тому было моё любопытство, ведь хорошо известно, что сам факт наблюдения меняет рассматриваемый объект. Столь хорошо, что мы слабо задумываемся о смысле сказанного. Какой астрономической гордыней надо обладать, чтобы решить, что человек способен влиять на что-то одним своим ленивым взглядом. Но пищу ей дала, как это ни странно, сама наука, успешно вытравливающая всякую человеческую меру из всего тварного и земного в этом мире.

Некоторые считают, будто бы квантовая неопределенность схлопывается, как только человек посмотрит на картинку, формирующуюся электронным микроскопом, или взглянет на некую кривую на мониторе. Эти 'мудрецы' безапелляционно переносят процесс, происходящий в своём сознании на окружающий мир, подобно религиозным фанатикам не оставляя места пустоте незнания. Порождает ли акт наблюдения конкретное местоположение частицы или же он фиксирует его - обе точки зрения не доказуемы ровно по той причине, что вообразить мир без наблюдателя сам наблюдатель не в состоянии.

Выбросив антропоцентризм из квантмеха и вооружившись высшей математикой, уже не встретишь в языке тензоров и интегралов ни самого наблюдателя, ни его нелепого языка, неподходящего для точного описания реальности. Но даже она не в силах решить задачи, порождённые самой природой человеческого сознания, поскольку и не способна их поставить.

В каком же положении находятся частицы, пока мы спим? В своём привычном безумном хаосе неопределенности, дожидаясь того момента, как мы проснёмся и взглянем на них? И тогда-то они из толпы призывников и превратятся в ровные ряды и шеренги военнослужащих?