Принцип неопределенности

Финикийский Торговец

Но в Республике на кол бы нас точно никто не посадил. По счастью, для того, чтобы войти в её состав, надо было удовлетворять ряду требований и настоятельных рекомендаций. Требования вроде запрета на пытки, работорговлю, ограничения свободы передвижения или свободы вероисповедания. Обойти их Сенат при голосовании за одобрение вступления в Республику нового её члена не мог.

Другое дело - рекомендации. Они же были более широкими: отсутствие телесных наказаний, всеобщее равенство, отсутствие сословного разделения, которое тем не менее подчас присутствовало, даже феодализм с ленным правом ещё не вышли из моды в некоторых глухих краях Галактики. Похоже, короли и принцессы ещё долго будут блистать на балах

и в эпоху звездолётов.

Требования к гендерному равноправию также носили рекомендательный характер. Далеко не все культуры и виды считали это разумным в силу своих психологических отличий, зачастую выраженных намного ярче, чем у людей. Никого же не удивляет факт того, что в полных гражданских правах по биологическим причинам поражены почти все люди младше восемнадцати лет? Экая несправедливость!

Но при этом никто и никогда не мог запретить своим гражданам эмигрировать в другое место, где их права и обязанности могли быть иными. Это было основополагающим требованием при вступлении в Республику, гарантирующим то, что самим жителям местные законы нравятся, какими бы порой абсурдными со стороны они ни казались. Хотя я мог и идеализировать систему, познакомившийся только с её лицевой стороной.

По этой причине многие государства и носили статус ассоциативных членов, хитро объезжая эти правила и пользуются определёнными экономическими удобствами, не входя в состав Республики полноценно.

Целый сектор вообще был отдан на откуп транспланетарным и транссекторальным корпорациям. Они сами устанавливали правила игры в корпоративном секторе, соблюдая на его территории только верхние, весьма материалистичные законы. Планеты-офисы, планеты-шахты, планеты-заводы. И всё это с корпоративным доступом. Они даже, по слухам, вели собственные тайные войны друг с другом, дела до которых Республике не было. В итоге, для понимания устройства Республики не помешало бы специальное образование, которым я не обладал.

Я не тешу себя иллюзиями насчёт того, что я 'крыса из нержавеющей стали' в мире из пластали, дюракрита и закона, или борец за свободу - это наивные, омерзительно романтичные оправдания. А я стараюсь не нуждаться в оправданиях вообще. Поскольку мне и только мне принадлежит право выбора, как мне поступать. Право - это желание, обвенчанное с возможностью его осуществления.

Республика сравнима с живым многоклеточным организмом, а наша команда с чужеродной клеткой. Чей геном развивается непредсказуемо и хаотично, и чья тяга к жизни и деятельности очень сильна. Настолько, что её почти ничем не убить. Она бессмертна в своём стремлении менять всё окружающее под себя, как ей хочется. И ей плевать на другие законопослушные клетки организма. Это раковая клетка. Но, убивая организм, она приближает и свою собственную гибель.

Осознание этого угнетало Фарланда, воспитанного по иным принципам. Он, как это ни странно звучало, был мучим ежедневно своей совестью. Как печень Прометея клевали грифы, копаясь во внутренностях, так неотступно она пытала Фарланда, ворошась в его мыслях. Думы об этом натолкнули меня на то, что это может быть и заразно. Может, я и допущу сомнения в свой разум, но только после смены профессии.

Я шёл по коридорам за ним, осторожно глазея по сторонам - чтобы не потеряться. Непривычный вид с треском рвал шаблон - я не мог решить, где я нахожусь; на улице или в здании? Без неба над головой, но в то же время в некоем просторе, окружённом то ли зданиями, то ли скоплениями квартир и лавочек, открытых к "улице" прозрачными фасадами. Внутренности муравейника - вот что это, догадался я.

Даже многие люди были одеты по-домашнему, словно бы и не покидали своей квартиры, хотя и находились 'на улице'.

Чувство направления и привычный способ ориентироваться по улицам в любом незнакомом

городе с грохотом сошли под откос - пешеходная зона и спрятанные в свои желоба транспортные потоки не пересекались, а всякий конгломерат коробок жилого, торгового или иного назначения носил сложный кодовый номер. Фарланд, видя моё смятение, объяснил мне способы ориентирования на местности, которые здесь использовались. Мегаблок в форме куба был организован на зоны, сектора и уровни, связанные инфраструктурой самого причудливого типа, и менее чем за полчаса любой желающий мог добраться в случайно избранную точку, буквально двигаясь по адресному номеру. Каждой группе цифр числового кода соответствовала привязка к своему же виду транспорта - лифты связывали разные уровни, скоростные дороги, пролегали на нескольких отметках одного уровня, и ещё более быстрое маглев-метро стягивало воедино один горизонтальный уровень города.

А город бурлил, как ёмкость с зерновой брагой, - иначе говоря, он был полон жизни. И он никогда не смыкал век - понятия 'утро' и 'вечер' в закрытом от света звёзд мире были размыты до основания. Все заведения и магазины работали круглосуточно, каждый разумный жил по своему графику. Если он у него вообще был. Должно быть рай для вампиров.

Лэндспидеры автоматического такси и автобусы с гравицапой не спеша развозили миллионы разумных в различные направления. Мы поспешно нырнули и вынырнули из такого автобуса, волочившегося по туннелю, протискивающемуся между несущими конструкциями муравейника. Затем также торопливо зашли в вагон метро. Сами вагоны двигались почти бесшумно - из труб, в которых они скользили на магнитных полях, выталкиваемых из себя сверхпроводниками, был откачан воздух. В качестве шлюзов на станциях работали силовые поля, корпускулярные барьеры, сдерживающие напор атмосферы, рвущейся в пустые трубы. Всякий источник тепла облагается налогом - что заставляет иначе подходить к капитальным затратам в энергоэффективные технологии.

Но их движение всё равно сопровождал низкочастотный гул далекого землетрясения, протяжный звук, подобный завыванию зимнего ветра за стеной в ином мире, отличном от замкнутого и уютного мира комнаты, какой, бывает, с удовольствием слушаешь, согревая ладони чашкой горячего чая. Подумать только, там за стенкой - разряженная гелиевая атмосфера. Следующей мыслью был сценарий с разрушением целостности оболочки вагона.

Добравшись в этом мчащемся непрестанно по кольцевой трассе уроборосе до нужного Фарланду района, мы вышли, смешавшись с цветастым потоком.

– Тут предпочитают яркие цвета, - заметил я. Ни я, ни Фарланд нисколько не выделялись из толпы. Несмотря на мою фиолетовую рубашку и такой же хаер.

– Всё и так серое. Я видел по головизору места, в которых все одеты в одинаковую одежду одинакового цвета. Лучше так.

– Я родом из таких мест.

– Я говорил про тюрьму.

– Школьная форма, армейская униформа, офисный дресс-код, - протянул я.
– Всё должно навязывать порядок. Вы же его почитаете. Вся цивилизация ничего без него не стоит, и ей нужно как можно больше опор; в дело идут даже иллюзорные, закрывая провалы абсурда. Но как это сочетается, внешний вид и идеология закона? В умах, там, на подсознании?

– Спокойно. Мир и так невероятно упорядочен. Каждый шаг, каждое действие имеет предписания и ограничения. Если людям ещё и указывать, что носить, они сойдут с ума.

– Стравливать пар через внешний вид. Оригинально.

– Какой пар?
– недоуменно сказал Фарланд.

– Я всё забываю о том, что век паровых технологий прошёл пару десятков тысяч лет назад. Имел в виду, что для чувства свободы необходимы её внешние атрибуты.

– Символы... важные вещи, - согласился он.

– Заменяют настоящие вещи. Атрибуты свободы есть. А самой её нет.