Принципы
Шрифт:
Дима пытался выбить выгодную сделку. Ты – мне, я – тебе. Только позиция для переговоров была слабая.
– Этого не будет, Дима.
– Тогда пошла на хуй, тупая ты сука.
В ответ она опустила пистолет, прицелившись Ростовцеву в пах, и подмигнула.
– Опасное предложение, дурачок. У меня не заржавеет, ты же понимаешь? Давай лучше так: если ты не будешь со мной честен, я сделаю с Лизой такое, что ты сам будешь просить ее убить. Я смогу. А если ты мне все расскажешь, вы умрете быстро и без боли.
Конечно, она врала. Но ничего лучше этого обещания мы получить все равно
– Это твое «нет»? – спросила Точилина. – Мне что, начать считать до трех? Два…
– Хорошо… – Дима сдался. Но выход действительно не просматривался. – Спрашивай.
– Умничка. Как ты думаешь, каким образом Родионов на меня вышел?
– Я не знаю… Он никому ничего о тебе не говорил. Ты же сама была в курсе расследования… Черт, как я мог так облажаться!
Как она могла быть в курсе? Что между ними было, что вообще происходило в данный момент? Я совершенно запуталась, но уже не пыталась разобраться. Я лишь надеялась, что они проговорят подольше. Все было просто – пока Точилина спрашивает, а Дима отвечает, я продолжаю жить.
Мне показалось, или в комнате что-то изменилось? Я никак не могла уловить, что именно.
– Не расстраивайся, Дима. Ты не виноват – я хорошо умею лгать. Ты лучше подумай хорошенько. Приложи усилия.
– Ты вообще никак не фигурировала в деле, пока он не попытался тебя убить!
О Господи… То, что я, наконец, заметила, наполнило меня одновременно и надеждой, и ужасом.
– Это я в деле никак не фигурировала. А у него лично – фигурировала. Родионов точно знал, что это я. Он не мог выйти на меня случайно. Что на меня указывает?
– Слушай, у тебя же был более полный доступ, чем у меня…
В каком смысле – у нее был более полный доступ? Данное утверждение означало, что в следственной группе был человек, сливавший ей информацию. За деньги или по иным причинам… Я бы задумалась над этим, но все мое внимание было поглощено другим – медленными и осторожными движениями мертвеца в противоположной части комнаты.
– Дима, кто в этой комнате следователь – ты или я? Если ты не скажешь, где я оставила след, то мне придется на тебя надавить.
– Анна, ты не поняла. Я попробую разобраться, но мне нужны для анализа все материалы. Может быть, Родионов дал мне не все. Что он от меня скрыл? Ты знаешь?
Родионов вставал за ее спиной медленно, осторожно и тихо. Его лицо не выражало абсолютно никаких эмоций. Пристальный взгляд пустых серых глаз сверлил затылок Точилиной. Дима говорил с Анной, и интонация его голоса никак не изменилась. Он не мог не видеть того, что происходит за ее спиной, но, очевидно, прекрасно владел собой и никак не подавал вида. А, может, он не реагировал по другой причине? Образ восставшего из мертвых майора был настолько невероятен и сюрреалистичен… Я подумала, что на самом деле и нет никакого ожившего Родионова. Просто мой разум под воздействием стресса и страха порождает эту галлюцинацию.
– Если здраво подумать, – сказала Точилина, – он мог скрыть что-то только из первых дел. Еще до того, как ты присоединился… Так, подожди, Дима. Лиза, – Анна внезапно обратилась ко мне. – Можешь не утруждаться, я сразу заметила, как старательно
Выпрямившись, майор занес свою багровую от запекшейся крови ладонь левой руки над головой Точилиной, а правой коснулся поверхности напольного зеркала. Оно еле слышно скрипнуло об пол и слегка повернулось. Сменился угол отражения, и я увидела в зеркале лицо Ростовцева. Дима улыбался.
Неужели это действительно происходит? Глаза Анны широко раскрылись от удивления и страха, она все же начала оборачиваться, но было поздно.
Одним коротким движением Родионов опустил свою ладонь ей на макушку, и в этот момент как будто все силы оставили Точилину. Словно в один момент из нее изгнали всех бесов. Ноги подкосились, и она грузно шлепнулась на пол, отбросив пистолет в сторону.
– Иеото неможвно… – ее голос стал каким-то жеваным и странным. Я с трудом поняла, что она сказала – «это невозможно». Слова звучали, как у глухого человека, который пытается говорить, сознательно напрягая связки, но получается плохо, потому что он не слышит собственного голоса. Только она все прекрасно слышала…
– Воштыамойидал…
Это я уже не поняла.
– Чтобы к этому привыкнуть, нужно практиковаться несколько лет, – ответил майор.
Точилина в панике попыталась встать, но у нее ничего не вышло. Ее конечности неуклюже отталкивались от пола, но принять какое-то равновесное положение не получалось.
И тогда она начала кричать. Крик ее скорее напоминал какой-то ужасный утробный вой.
Родионов выругался, деловито подошел ко мне, пройдя мимо Ростовцева, и снял с меня полотенце, освободил мне рот. Затем вернулся к катающейся по полу Анне. Несколько раз ударил ее в лицо – без злости, совершенно хладнокровно, чтобы не дергалась. Пока она морщилась от боли, майор заткнул ей рот так же, как она затыкала его мне, затем перевернул ее на живот и застегнул браслеты наручников у нее за спиной. Я увидела на спине его куртки след от пулевого ранения с запекшейся кровью, но непохоже было, чтобы рана хоть как-то ограничивала движения Родионова.
То, что он сделал с Анной, было вне моего понимания.
Пока майор вязал Точилину, Дима стоял рядом, не шевелился и безотрывно смотрел в зеркало, на отражение нашей несостоявшейся убийцы. Не знаю, что он там увидел. Видимо, все никак не мог отойти от шока.
Закончив с наручниками, Родионов взял из ящика стола длинный кухонный нож и снова подошел ко мне.
– Потерпи, – коротко сказал он и деловито просунул лезвие между моим запястьем и пластиковой стяжкой. Одно движение – и пластик с легким щелчком разорвался, наконец-то освободив меня.
Отвлекшись от зеркала, Ростовцев, наконец, пришел в себя и бросился ко мне.
– Ты цела? – обеспокоенно спросил он.
– Да, все нормально. Она меня не тронула.
Родионов подошел к брошенному Точилиной пистолету и аккуратно поднял его с пола, обернув носовым платком.
– Интересно, откуда у нее такая крутая волына… – сказал он.
– Это мой, – честно признался Дима. – Дал ей для самозащиты.
– Держи, гений, – Родионов вернул оружие владельцу. – И впредь не суй свой ствол кому попало.