Приносящая надежду

Воронина Тамара

Они пробыли здесь пару недель, просто отдыхая и подлечивая больных. Лена, конечно, пообщалась с местным лекарем узнала еще о нескольких особенностях остролиста и побочных эффектах смеси жизнянки и коры бука, поделилась парой своих, точнее заимствованных в разных мирах, секретов и рецептов. Массовое почтение ее раздражало, хотя эльфы не падали ниц при ее появлении и поясных поклонов не клали, однако этот пиетет немедленно проступал на их одинаково красивых лицах. Гарвин чувствовал себя еще не очень уверенно, именно потому Лена и выдержала эти две недели. Иначе ушла бы через несколько дней.

Здесь информация не была запрещена, менестрель жил в соседнем доме, все подряд охотно отвечали на вопросы, так же охотно рассказывали о местном мире и о себе лично. А у Лены впечатление было, что она, не заметив, сделала Шаг, потому что эльфы были как эльфы, точно такие же, как и в других мирах, разве что

сумевшие надежно изолировать себя от нежелательных соседей. В этом мире эльфы оказались активнее и хитрее: поначалу они отступали, как все, после войн, а потом разработали другую стратегию. Они научились внушению. Собственно, внушать надо было только власть предержащим, и сделать это было нетрудно, потому что эльфы вовсе не собирались изводить людей под корень. Им одного хотелось – чтоб их оставили в покое на оставшихся землях. Как можно затормозить стремительное развитие? Сократив количество информации. Как можно погасить активность? Апатией. Чем можно остановить экспансию? Помощью. Эльфы поставляли людям необходимые и лишние товары, но никогда не продукты любого вида и не полезные ископаемые – чтоб соблазнов не возникало. Эльфы учили людей магии. Кроме одного вида – проникновения в сознание. А если ненароком попадался человек, наделенный таким даром, с ним что-нибудь случалось. Например, он выжигал себя, пытаясь освоить какое-то особенно сложное заклинание. Убивали их в исключительных случаях. Собственно, только в одном случае потребовались такие радикальные меры, и эльфы даже жалели покойника – талантлив был, однако своя рубашка ближе к телу. Идею запретить менестрелей и сказителей эльфы не подсказывали: здешний король сам до этого додумался, а мешать ему не стали. Люди недолго живут, этот запретил, следующий разрешил, тем более что менестрелей не убивают ни на первый раз, ни на второй, а только на третий, когда они все же продолжают петь, но уже а-капелла, потому что без рук ни на одном музыкальном инструменте играть невозможно. Более того, если менестрель после первого раза бежал к эльфам, его принимали и даже старались исцелить ему руки, чтобы мог играть. С удовольствием слушали, как поет. До эльфов далеко, но все равно приятно. А один был – что за голос, даже не подумали бы, что такое вообще быть может: брал самые низкие и самые высокие ноты, пел чаще всего без слов, играя звуком, ну так ведь и ему хотели руки переломать, да вырвался, сумел спрятаться, добраться до эльфов. Лет пять назад умер, окруженный детьми – внуков ему нарожать не успели, эльфы поздно рожают, а вот детей было у него аж четверо. Людей с эльфами жило немного, но, пожалуй, из каждых ста жителей пять были людьми. Нет, это не опасно совершенно, потому что они женились не только между собой, было довольно много смешанных браков, ну а даже если и между собой? Что такого. Никто ж не давал им десятком детишек обзавестить, зачем столько? Четырех родили – хватит, дальше какая-нибудь соседка-подружка будет чаем поить с одной травочкой. С мужем спать – сколько угодно, даже с еще большим удовольствием, да вот без опасных для популяции эльфов последствий. Классный, в общем, контрацептив, мечта любой нормальной женщины в мире Лены. Подружек нет? Друг у хозяина найдется, тоже или чаю попьют, или винца, или пива. С другой травкой. С тем же примерно действием. Любовь будет, а детей хватит тех, что есть. Ну да, порой смешанные браки были не от большой любви, эльфы понимали опасность и, что называется, жертвовали собой. Ну, проживешь с человеком лет пятьдесят, больше не получится, родишь пару детей, дети все равно эльфы, а там он, глядишь, помрет в свой срок счастливым и довольным. Эльфы в любом случае живут три человеческих жизни. Можно и вторую семью завести, если случай представится. Ну, не одно поколение уже сменилось. Политика оправдывает себя, и жертв никаких.

Да, когда пытаются проникнуть группы людей, их останавливают. Везде наставлены магические ловушки, предупреждающие: кто-то идет. Дальше – дело техники. Эльфы имеют право выбирать, кого пускать в свои земли. Каждый человеческий правитель подтверждает это право. Даже если поначалу не хочет. Никого не убивают, даже если люди нападают первыми – разбойники нигде не редкость. Так… наподдают, объяснят, как глубоко они были неправы, и обратно отправляют. Случается, разбойник потом к властям приходит каяться. Таких не вешают, даже если за ними многое водится. Тоже не без внушения.

Эльфы были здесь более сильными магами, чем в Сайбии. Заметно более сильными. Это признавали и Гарвин, и Милит. Милит-то относительно своих возможностей никаких особенных иллюзий и не питал, а Гарвину даже было обидно: всю жизнь небезосновательно считал себя великим магом, а тут здрасьте…

Им показали причину. Лумис привел

и их на берег зеленого пруда. Лена думала, что камень, из которого сплошь состояло дно озера, нормальный нефрит, только очень чистый и в очень большом количестве, а оказалось нет. Он был куда менее красив и, будучи вынутым из воды, мог идти на изготовление, например, посуды для лекаря – ступки и пестики из него были отменно хороши. Но в сочетании с водой, с этой водой, он давал магию. Эльфы, как и везде, брали магию в себе, но она витала и в воздухе – Гарвин убедился в этом после визита в технически недоразвитый, но совершенно не магический мир. А здесь она была еще в зеленом пруду. Эльфы пили эту воду или купались в ней, получая не только удовольствие, но и увеличение Дара.

Лумис предложил им поплавать. Милит и Гарвин отказываться, естественно, не стали, шут, не рассчитывая ни на что, тоже пошел купаться, а Маркус просто остыть захотел.

– А ты?

– Может быть, потом. Я не люблю раздеваться при ком-то.

– Я отвернусь.

– А они? Я потом. Моя магия вряд ли того же свойства.

– Хуже не будет, – убежденно сказал Лумис. – Ни тебе, ни Рошу.

– Наша магия одинакова?

– Да, только твоя женская, его мужская… А вместе…

– Да не надо, – посоветовал Гарвин, выходя из воды. – Не хотят они этого знать. Скажи вот лучше, знаешь ли ты, что за амулет на руке у полукровки?

– Догадываюсь. Но быть уверенным не могу. Это хорошая вещь. Вроде нашего пруда.

– Ну, я тоже думал, что он увеличивает его магию. Не вредно, значит? И ладно. Впрочем, дракон уверял, что для любого из нас амулет бесполезен, кроме полукровки.

– Дракон?

Лумис даже встал. Потом сел.

– Просто дракон?

– Ар-дракон, – вздохнула Лена, – золотой ар-дракон. Гарвин, долго мне еще сидеть с закрытыми глазами, надевай штаны наконец.

– Обсохнуть я должен? Не хочу потом в мокрых штанах ходить. Открывай глаза, я прикрылся.

Ага, прикрылся. Сел неподалеку, обхватил колени и предоставляя Лене счастье любоваться его бедром. Она вздохнула и снова зажмурилась: выходили остальные. И ведь, гады такие, последовали примеру Гарвина.

– Лена, иди, искупайся, – радостно посоветовал шут. – Такая вода чудесная, уж не знаю, как насчет магии, но плавать хорошо. Все отвернутся. Даже я. Или, если хочешь, с тобой пойду. Пойдем. Я тебя покатаю.

Он и прикрываться не стал, потянул ее за руку, остальные принялись уговаривать и грозить, что, если она не пойдет купаться, то они вот сейчас кааак все встанут, каааак ее в воду бросят! А встанут голыми! Лумис сначала только ошарашено смотрел на таких непочтительных мужчин, а потом присоединился к просьбам. Лена подошла к самой воде, быстро-быстро сняла платье, но оставила белье – ничего, потом в мокром похожу, платье черное, не заметно..

– Не вздумайте оглядываться, – крикнула она, – обижусь.

Вода была прозрачная и не то чтоб особенно теплая, но и правда удивительно приятная. Шут заставил ее поплыть: уже лет десять он настойчиво учил ее плавать, и теперь Лена способна была продержаться на спокойной воде целых двадцать минут и даже немного продвинуться вперед. А потом и правда просто катал ее: Лена держалась за его плечо, пока он плыл. Выходить из воды не хотелось. Хотелось нырять, но этого Лена и вовсе не умела. Шут, словно прочитав ее мысли, а может, и прочитав, нырнул, как дельфин, а Лена не выпустила его плеча вовсе не из героизма: оставаться без поддержки почти на середине большого водоема ей не хотелось. Она даже заставила себя открыть глаза, но ничего не увидела. Пруд был больше похож на бассейн: ни рыбок, ни водорослей, ни даже водомерок на поверхности. Гладкое зеленое дно.

– Там водопад, – сообщил шут, глядя на нее счастливыми глазами. – Сплаваем? Недалеко, не бойся.

– Эй, утопленники! – крикнул с берега Маркус. – Можно мы тут у бережка поплещемся?

– Можно! – заорал в ответ шут. – Мы к водопаду!

На берег они вышли чуть левее водопадика, пробирались к нему по гладким глыбам. Лена убедила себя, что на ней просто такой старомодный купальный костюм, как в тридцатые годы, простенький, беленький…

– Ты же одета, – укорил шут. – К тому же оттуда не видно. А я и так видел. Почему тебя так смущает собственное тело? Ты вон даже меня стесняешься.

Он протянул руку.

– Ух ты! Холодненькая. Тебе не надо, а я постою. Очень люблю в водопаде купаться.

Он скользнул в струю воды, поднял голову, раскинул руки, обнаженное тело странно сияло в воде. Лена шагнула к нему и даже взвизгнуть не смогла – перехватило горло. Вода была не холодненькая, а ледяная. Она невольно прижалась к шуту, он обнял, и стало не то чтоб тепло, но во всяком случае терпимо.

Потом они грелись на солнце, сидя на теплых камнях. Шут смотрел в небо, где высоко парил коршун. Или дракон.