Принуждение к миру
Шрифт:
– Учту.
Буй-Тур выключил телефон, догнал спутницу.
– Знаешь, о чём я подумал?
Ответный вопросительный взгляд.
– Хорошо бы ничего этого не знать и не видеть, устроиться в палатке на берегу моря, рыбу ловить, восходы встречать, закатами любоваться. И не ждать ножа в спину.
Аглая забежала вперёд, заставила его остановиться. Глаза у неё стали заботливыми и тревожными.
– Устал, да?
Он погрустнел.
– Не то чтобы устал, просто не вижу просвета в этой вечной суете, а жизнь – яркая,
– Понимаю, – кивнула она без улыбки. – Ты человек боя, обережник, а обережникам всегда достаётся тяжёлая доля.
– Откуда ты знаешь?
– Дед говорил. Ещё он говорил, что жизнь любит тех, кто любит жизнь.
Глаза их встретились. И тогда Гордей поцеловал её по-настоящему, так что едва не задохнулся сам…
Группа полковника Строева всё ещё крутилась вокруг Опухоли, выполняя свою задачу.
Гамаюн-старший куда-то исчез.
– Пойду готовить ужин, – сказала Аглая, понаблюдав за суетой мужчин.
– Я помогу, – встрепенулся Буй-Тур, сердце которого никак не желало успокаиваться. – Костёр разведу.
– Отлично, все будут довольны.
– Пока будешь готовить ингредиенты, я поищу грибы.
– Далеко не заходи, ладно? А то я стану беспокоиться.
Буй-Тур воровато оглянулся и ещё раз быстро поцеловал её, ощущая себя всё тем же восторженным мальчишкой восемнадцати лет.
Аглая засмеялась, погрозила ему пальцем.
– Дед увидит – уши оборвёт.
– Кому? – весело спросил он.
– Тебе, конечно, не мне же.
– Это очень не просто сделать. Дед – не воин.
– Он знает с л о в а, а против закла и воины бессильны.
– Так он колдун? Можно, я поспрашиваю его про эти ваши закла? Заклинания, да?
– Закло – это по-простому, поговори, если хочешь, может, ему тоже будет интересно поделиться с тобой веданием.
– Тогда побежали.
Он нарубил сушняка, запалил костёр и оставил девушку в лагере, взяв с собой нож и пустой полиэтиленовый пакет для грибов. Но сначала решил проверить, чем занимаются товарищи из «Мурманского историко-этнографического института».
Обошёл Опухоль изрядным крюком, углубился в лес, вышел в распадок и осторожно, замирая на несколько секунд, прислушиваясь к долетавшим отовсюду шёпотам природной жизни, вышел к лагерю туристов, отмахав в общей сложности около двух километров.
Палаток не было!
Он присел на корточки, сунул в рот листик брусники.
Солнце, низко склонившись над сопками на северо-западе, освещало пологую возвышенность берега и груду камней с комлем упавшей сосны. Но палатки, ещё час назад стоявшие у этой гряды, исчезли. От них остался лишь тонкий запах чужеродности и неуюта, порождённого их недобрыми обитателями. Сами они, оценив угрозу в словах Буй-Тура, сочли необходимым убраться отсюда, испугавшись появления пограничного наряда. Пропуска на туристические маршруты и прочие мероприятия в закрытой
Буй-Тур задумчиво прошёлся по территории лагеря, всматриваясь в оставленные следы – головешки костра, разбросанные поленья, сучья, камни. С одной стороны, он был удовлетворён тем, что напугал кротов, как назвал разведчиков СТО князь, с другой – понимал, что расслабляться ни в коем случае нельзя. «Этнографы» не могли уйти далеко от предмета изучения – Опухоли.
Вспомнив о грибах, Гордей метнулся в лес и вскоре вернулся к своему лагерю, неся в пакете с десяток лисичек и пару моховиков.
– Грибы есть, но за пять минут много не насобираешь.
– Ничего, этого хватит на подливку, – ответила Аглая. – Сходишь за водой?
– Давай посуду. Дед не приходил?
– Не беспокойся за него, он где-то близко.
Буй-Тур взял пластиковую канистру и спустился к реке, зачерпнул воды. Когда вернулся, увидел Анурия Фокича, разговаривающего с внучкой. Но не встревожился, хотя и смутился, словно собирался что-то украсть у старика. И всё же его помыслы были чисты и простодушны, и он ни перед кем не лукавил.
– Отойдём-ка, – шевельнул бровью Гамаюн.
Зашли за палатки.
– Туристы убрались, – сказал Буй-Тур.
– Никуда они не ушли, – отмахнулся старик, – здесь крутятся, варнаки.
– Понятно. – Спрашивать, откуда Гамаюн знает о том, что агенты СТО остались у Опухоли, Гордей не стал. – Интересно, что они задумали?
– Ничего хорошего. Обучены они серьёзно, поэтому не отвлекайся, не ходи в лес за грибами.
– Это не просто походы за грибами.
Анурий Фокич бросил взгляд из-под насупленных бровей.
– Тебе видней.
– Не ходи вокруг да около, отец, – не выдержал Буй-Тур, – скажи прямо, что тебя беспокоит.
Гамаюн пожевал губами, кинул косой взгляд на внучку, хлопочущую у костра.
– Ты воин…
– И что?
– Жизнь воина суетная, непростая. Может, не стоит вовлекать в эту жизнь других людей? Как говорил поэт: в юдоли, где мы обитаем, любое деяние – зло.
Гордей стиснул зубы, переживая раздражение и чувство вины одновременно.
– Воины – тоже люди, отец.
– Тоже верно. И всё же…
– Я люблю её! – Признание вырвалось само собой, и он тут же пожалел об этом, хотя мгновением позже подумал: а пусть знает!
Гамаюн окинул его лицо усмешливым взглядом.
– Ты же не знаешь Глашку.
– Знаю!
– Что ж, взялся за оглобли – вези. Опора ей надобна.
– Всё будет зависеть от её слова.
Анурий Фокич отошёл, полуобернулся:
– Я тут недалече на дот немецкий набрёл, будет время, сходи.
– Хорошо, – пообещал Буй-Тур, переживая смущение и облегчение. Всё-таки он боялся, что дед Аглаи запретит ему встречаться с внучкой, сославшись на её молодость. Хотя вряд ли запрет подействовал бы на его решение.