Приорат Ностромо
Шрифт:
Вернее, мне так думалось, такое число на ум пошло — пятьдесят шесть. А вот, когда очутился в аэропорту, то понял, что его следует умножить на два, как минимум, ведь мои хронофизики и физики-пространственники улетали вместе с детьми и любимыми.
Везет той же Ядзе с Витенькой или Володьке с Наташей — они коллеги, а вот у Почкина жена — из Госкосмоса.[1] А суженый Аллочки подвизается на поприще ландшафтного дизайна…
Весь наш «исход» ломал массу планов, рвал давние семейные связи, и обещал в ближайшем будущем создать кучу проблем. С другой стороны, встряхнуться, погрузиться в иную среду — полезно для мозгов…
Я осмотрелся. Коллективчик рассортировался… Мои «жены» вписались в стайку институтских
Киврин чувствительно пихнул меня в бок.
— Хочешь загадку, шеф?
— Валяй, — я вытянул ноги к безразмерному окну, за которым пластал крылья «Ил-86» в красной ливрее «Интерфлюг». Наш борт. Наполовину — точно…
Володька азартно заерзал.
— Изначально её задал моему отцу академик Красовский — Николай Николаич изредка останавливался у нас, когда приезжал в командировки в Ленинград, а отец тоже время от времени ездил к нему в Свердловск: у них какие-то общие проекты были, да и читали они практически одинаковые курсы лекций по теории игр.
Так вот… У академика Будкера было две любовницы, и обе жили возле станций метро по Сокольнической линии — одна возле «Юго-Западной», вторая возле «Сокольников», а сам Будкер регулярно читал лекции на физфаке МГУ — станция «Университет», как раз посерёдке той же ветки. С обеими женщинами у него были… тождественно равные отношения — не выделял он, кто ему больше нравится. А, чтобы не обижать ни одну из возлюбленных, академик поступал так: спускался после лекций на перрон станции «Университет» и, какой первый состав прибывал, к той женщине он и ехал. Время поездки Будкер специально не подстраивал, ведь любовницы для него равны! В результате вышло, что за год он у одной женщины бывал в два раза чаще, чем у другой. Вопрос: почему так произошло? Красовский утверждал, что почти никто не давал правильный ответ…
— Интересненько… — затянул Корнеев, наваливаясь на спинку «нашего» дивана с соседнего. — А-а! Понял! До «Юго-Западной» же ближе, чем до «Сокольников»!
— Нет, Витёк, не угадал! — ухмыльнулся Киврин.
Я задумался, глядя за стекло, где разворачивался щеголеватый «Эрбас», и тут из потока сознания вынырнула отгадка.
— Да это, Вить, теория игр в чистом виде! — фыркнул я, умащиваясь поудобнее.
— То есть? — затупил Корнеев.
— То есть, одно и то же явление не может в точности повториться еще раз, — терпеливо объяснил я. — Сколько бы ты не бросал камень, двух абсолютно идентичных бросков не выйдет. М-м… Если представить любовниц Будкера как две величины, значение которых зависит от количества поездок академика к каждой из них, то они не могут быть равными, потому что Будкер сам не знает, к кому он поедет. То есть, если величина случайна, то в данном случае двух одинаковых вариантов быть не может. И чем больше общее количество поездок, тем меньше вероятность того, что их количество будет одинаковым.
— Верно, шеф! — восхитился Володя, и торжественно пожал мне руку.
— Achtung! — гулко разнеслось под сводами. — Passagiere des Fluges «Interflug» nach Berlin: Gehen Sie bitte zum Gate zum Einsteigen! Внимание! Пассажиров компании «Интерфлюг», следующих рейсом в Берлин, просят пройти на посадку…
Тот же день, позже
Москва, площадь Дзержинского
Насупленный и недовольный, Иванов пересек весь кабинет председателя КГБ, и остановился у окна. В помещении ничего не изменилось с давних пор и, мерещилось, что оглянешься — а за столом по-прежнему Юра…
Раздвинув шоколадного оттенка шторы, Борис Семенович выглянул на заснеженную площадь. Ярко-оранжевые
— Всё понимаю, Виктор Михайлович, — забурчал председатель Совнацбеза, — одно у меня в голове не укладывается: как вы могли использовать Гарина «втёмную»?
— Да не мы это, Борис Семенович! — выкрикнул Чебриков, не сдержавшись, и беспомощно, неловко развел руками. — Не мы! Ну да, да! — выпалил он в досаде. — Виноваты! Сами же нас регулярно дрючили: «В ЦК явно окопался „крот“! Предположительно из МИ-6! Найти и обезвредить!» А как? И тут ко мне целая делегация контрразведчиков является от ВГУ, радостные такие, и хором заявляют: «Мы знаем, как!» Есть у них там один… хитроумный… Саша Щукин. Он и разработал совершенно секретный план по поимке «крота», а в нем всё как раз на том и построено, чтобы Михаила Петровича Гарина и его женщин использовать «втёмную»! — Виктор Михайлович сердито засопел. — Вы только не подумайте, будто я всю вину на Шурика спихиваю… Нет. И план был действительно хорош! Там как… Мы уговариваем Панкова подбросить Пуго кляузу, обвиняющую Гарина в аморальности. Тогда КПК рекомендует отстранить его от должности секретаря ЦК по науке, после чего «крот», по нашей логике, станет пропихивать на свято место своего ставленника. Через него Контора, согласно плану, и выходит на агента британской разведки. Финиш! Мы всем Комитетом дружно расшаркиваемся перед товарищем Гариным, принося глубочайшие извинения, а статус-кво мигом восстанавливается. План был прописан до мелочей, он не предусматривал ни увольнения Михаила Петровича с поста директора института, ни репрессий в отношении его женщин!
— И вы одобрили этот план, — тяжело сказал Иванов.
— Да! — кисло поморщился Чебриков. — Каюсь, что не посвятил вас в детали, намекнул только… А вы сразу выступили резко против! Мол, использовать Гариных, как наживку для «крота» недопустимо! Готовый план притормозили… — на скулах хозяина кабинета заиграли пятна нервного румянца, и он звонко шлепнул ладонью по столу. — И нас переиграли, Борис Семенович! Белые фигуры в этой партии оказались у «крота», и ход е2-е4 сделал он, самостоятельно подкинув кляузу Пуго! А дальше случилось то, что случилось: «полезный идиот» Янаев оскорбил Гарина, тот терпеть не стал, и послал всех в анус! Естественно, товарищи из КПК пошли на принцип, решив показательно растоптать Михаила Петровича вместе с его любовями… А нам пришлось спешно реактивировать замороженный план, действуя вдогонку, наспех!
— Не хреново девки пляшут, по четыре сразу в ряд… — медленно выговорил председатель Совнацбеза.
Не выдержав, Виктор Михайлович встал и заходил по кабинету, уминая ковер. Он то зябко потирал ладони, то складывал руки за спиной.
— Я не оправдываюсь, — глухо сказал председатель КГБ, — и не стану вас убеждать, будто наш план был продуман до мелочей, и уж он-то не дал бы… хм… «побочных эффектов».
Помолчав, поглядев на сутолоку у «Детского мира», Борис Семенович вздохнул и обернулся.
— А я вас и не обвиняю, — суховато сказал он. — Ответим оба, ведь большая доля вины и на мне! Что стоило скорректировать ваш план? Гарин — товарищ бывалый, да и женщины его — настоящие боевые подруги! Так нет же… Дождались, пока «крот» ударит первым! Вот что, Виктор Михайлович… Вы этим Панковым занимаетесь?
— Занялись, Борис Семенович, — проворчал Чебриков, — да поздно. К сожалению, мы не знаем, с кем Панков вступал в контакт, и вступал ли вообще — человек он весьма нелюдимый. Друзей у него нет, женщины тоже… Домосед, но… Пару раз в месяц выезжает на охоту.