Приорат Ностромо
Шрифт:
— Вот что, Андреас, — перехватил я инициативу. — Давайте сделаем так. Я сейчас в Пенемюнде и, скорее всего, застряну здесь надолго. В Центральном институте ядерных исследований. Объект режимный, но я достану для вас разовый пропуск. Годится?
— О, да! Да! — забурлил радостью Эшбах. — Конечно!
— Тогда до связи, — улыбнулся я. — Позвоню, как только всё улажу. Tschao!
— Alles Gute!
Я сунул радик в карман, и тотчас же заслышал нежный Наташин зов:
— Ми-иша! Тут к тебе!
— Иду!
Внизу меня поджидал худой
— Здравствуйте, коллега! — зачастил он. — Прошу извинять опоздание, абер я иметь работа в Вольгаст. Вы готов?
— Всегда готов! — отсалютовал я.
— Гут. Прошу ехать!
* * *
Новенький «Вартбург», в габаритах «Волги»-универсала и даже чем-то похожий на «ГАЗ»-24–2, подвез нас к бывшей военно-морской базе. Флотские — молодцы, прибрали за собой. Чистенько везде, аккуратненько… Орднунг унд дисциплин.
Штаб, казармы, ангары, пакгаузы — всё выглядело излишне тяжеловесным, зато крепким, на века. Научники уже носились вокруг да около, привнося в воинскую размеренность чисто гражданский беспорядок.
Фырча и гудя, подъезжали бортовые «КамАЗы», и ученый народ с энтузиазмом бросался разгружать их. МикроЭВМ, осциллографы, столы-стулья-шкафы-стеллажи-картотеки; ящики, забитые справочниками, принтеры, электрические пишмашинки «Эрика» — всё рьяно таскалось и перетаскивалось.
«Осси» не собирались городить декорации — младшие научные сотрудники были полны решимости вывести Das Zentrale Institut fur Kernphysik Peenemunde на уровень Фермилаба или ЦЕРНа — и превзойти их.
— Торопитесь входить! — Бадер провел меня за ворота широченного и высоченного сооружения с толстыми стенами из железобетона. — Сегодня вы совершать консультация. Всё есть полный порядок! Осталось мало — строить агрегатен…
Я осмотрелся. Внутри было пусто. Внизу — серый цементный пол, вверху — узкие окошки, тусклым светом разбавлявшие полумрак.
— Размеры хватать? — отрывисто пытал меня директор. — Можно строить? Мне интересно узнать годность!
— Годится! — кивнул я, задирая голову. — Полный список я передал Ульриху Иоганновичу, товарищ Вайткус ему поможет. Как только пойдет завоз — сразу начнем работы.
— О, прекрасно, коллега, прекрасно! — лицо Бадера отражало нутряное блаженство. — Много вам благодарен!
— Да не за что пока, — улыбнулся я.
— За будущее! — с чувством сказал директор ЦИЯИ.
Понедельник, 28 декабря. Вечер
Пенемюнде, Дюненштрассе
Главный корпус Отдела хронодинамики оставался точно
Но из этого видимого хаоса уже прорастал порядок — могучие стальные колонны пересекались двутавровыми балками, на сварные каркасы ложился гулкий рифленый настил. С верхней площадки уже опадал тяжелый запах краски, туда по стенам уползали вязки кабелей…
— Етта… — басил Вайткус. — Крепим трап! Эй! Ich sage, wir sichern die Rampe!
— Ja, ja! Die Rampe! — неслось в ответ, и две горизонтали со скрежетом и громыханьем смыкались крутой диагональю металлической лестницы с дырчатыми ступеньками.
Выбравшись из ворот на маленький плац, я стащил каску и устало утерся рукавом. От рассвета до заката…
Хватит на сегодня.
— Шеф! — ко мне грузной трусцой подбегал Киврин. — Пост принял!
— Задерживаемся? — хмыкнул я, чуя начальственный позыв.
— Да это Наташка всё! «В ночь надо хорошенько подкрепиться!» — передразнил мой сменщик благоверную. — Я даже выразил протест! «Куда ж мне, с полным животом?» — «Ничего, говорит, зато не голодный!»
— У каждого своя функция! Ладно, давай… Ромуальдыч со сварщиками… Да и так услышишь!
Хохотнув, Володька шмыгнул за приоткрытую воротину, а я побрел домой. Можно было еще часика на два задержаться, но в восемь придет Эшбах…
Хорошенько выстояв под душем, я переоделся, и вернулся в темноту зимнего вечера. Впрочем, как раз зимы в Пенемюнде не чувствовалось — плюс четыре! А вчера и вовсе дождь лил. Небо хмурое, море серое, валы так и колотятся о берег… Курорт!
Поломавшись, я все же сел за руль тесной, но юркой «Шкоды». Можно было и пешочком прогуляться, подышать свежим воздухом, настоянном на хвое и водорослях… Так ведь Эшбах…
Улыбнувшись, я проехал к воротам ЦИЯИ. Бдительный страж наклонился, убеждаясь, что за рулем начальник отдела, а не диверсант, и стал мне выговаривать подозрительно знакомым голосом:
— Нарушаем, значит, трудовую дисциплину? Домой опаздываем?
— Рустам?! — вылупился я. — Ну, ни фига себе! Ты-то как здесь?
— Наша служба и опасна, и трудна! — довольно хохотнул Рахимов. — Проезжайте, геноссе Шлак, проезжайте! Не задерживайте движение!
Наши руки смачно шлепнули ладонями, и я тронулся, выкатываясь на припортовую улицу. Улыбка словно прилипла к губам — приятно, когда о тебе помнят! А генерал армии Иванов ко мне относится, будто дед к внуку… Ну, тогда «три грации» — внучки!
А ведь мы никому не жаловались, и помочь не просили — гордые шибко…
За приятными мыслями и утомление прошло — натура такая. Подрулив к дому, я вышел из машины. Все окна квартиры светились уютным желтым светом, даже наклонные створки в мансарде.