Припятский синдром
Шрифт:
— Сережка умер...
— Что ты!.. Этот мальчик... Ну, надо же... Денису лучше не сообщай об этом пока!.. Успокойся!.. Нельзя же все принимать так близко к сердцу...
— Это уже пятая смерть в нашем подъезде!.. Кто?.. Кто следующий? — рыдает Ирина. Александр выбегает из комнаты. — Господи, детей хотя бы не трогала… А-а-а!..
Кот, сладко спящий на диване, проснулся и уже не сводит с хозяйки голубых встревоженных глазищ.
Александр возвращается с микстурой:
— Выпей пока!.. Станет легче... — Он готовит шприц для укола. — Может, теперь ты поймешь, что нельзя тянуть... Нужно открывать счет в банке... Нужно клянчить, требовать, выбивать валюту, — он колет ее в
Ирина с болью и усталостью смотрит на возлюбленного и вдруг достаточно твердо говорит:
— Вот что, дорогой!.. Я больше никуда не пойду!.. Никуда, слышишь?!.. Не могу больше!.. Устала... Боже, как я от всего устала!.. Ты можешь понять?!. Завтра же еду за Денисом!.. Нам покой нужен… Ничего больше не хочу!.. Ты хочешь уехать?.. Езжай!.. Я не держу!..
— Успокойся!.. Прошу тебя!.. — сев в кресло напротив, гладит ее руки Александр.
— Не верю!.. Ни во что больше не верю!..
— Хорошо... Завтра поедешь, заберешь Дениса, и что дальше?!. Хочешь уготовить ему судьбу Сергея?!. Ну-ну!.. Нет, милая, не поедешь ты за ним!.. Слышишь?.. Ты должна за время его отсутствия использовать все шансы... Все!..
— Но он долго не выдержит там… Ему плохо!.. Вот его новые письма, — достает Ирина из сумочки конверты, оттуда же выпадает стодолларовая купюра.
— Ого-го-го! — загорелись глаза Александра. — Откуда такое богатство?!
— А, это?!.. Это какая-то делегация была… там внизу... Софья им что-то про нас наговорила... Вот это дали... Но на лечение Дениса этого — увы! — не хватит, — грустно прячет она купюру в сумочку.
— На лечение, конечно, нет... Но, во всяком случае, этого достаточно, чтобы какое-то время не подохнуть с голоду… А то я посмотрел — у тебя в закромах хоть шаром покати!..
— Да, ты прав... Ой, совсем забыла!.. Возьми в прихожей в пакете кильку, накорми Василия, пожалуйста...
Кот, восприняв ее слова как команду, сразу же бросился на кухню.
— А ты почему пришел?.. Забыл что-нибудь?.. — спрашивает Ирина, вернувшегося с кухни Александра.
— Да ладно, хватит дуться!.. Я мириться пришел... Надеюсь, ты меня не прогонишь на этот раз?!..
Ирина безвольно смотрит в его вновь посветлевшие голубые глаза.
— Как хочешь...
— Спасибо, — нежно берет ее руки в свои Александр, целует их. — Я помогу тебе лечь, — поднимает он Ирину на руки, целует в губы.
Они в постели…
Александр уснул. Ирина смотрит на него, на Ваську, устроившегося в его ногах, и вспоминает их знакомство в больнице ...
… Всесоюзный Научный Центр Радиационной Медицины (ВНЦРМ), окруженный могучим чугунным забором, расположил свои красивые корпуса у самого леса, захватив на свою территорию немало вековых дубов и сосен. В одном из корпусов на первом этаже вдоль стен коридора со множеством дверей стоят удобные мягкие стулья для посетителей. Правда, посетителей почти нет. На стене у дверей начмеда (начальника медицинской части) висит информационный стенд, на котором, среди прочей информации, Ирина видит примерно такую: «Товарищи! Йодная опасность уже миновала. Теперь можно есть и пить без ограничений, чаще проветривать помещения. Но многие все еще придерживаются наших ранних рекомендаций, в связи с чем наблюдается увеличение количества разнообразных хронических заболеваний...» и т.д.
Ирина, хмыкнув, заходит в кабинет.
Она лежит под капельницей в небольшой уютной палате на три кровати, с приятными шторами и тонким белоснежным тюлем, занавешивающим
— Светлана, — обращается к ней Ирина, — все хочу спросить — как звать девушку, которая к тебе приходит?..
— Антонина. А что?
— Она на Дружбе Народов жила в Припяти, да?..
— Кажется… Впрочем, мы с ней только здесь познакомились… Но у нее серьезные провалы в памяти…
— Ах, вот оно что!.. А я думала, то ли я ошибаюсь, то ли она не хочет меня признавать… Она изменилась, конечно… Но мы ведь жили рядом… Да…. Теперь все понятно…
— Девчата, ведь у меня с памятью тоже творится что-то неладное, — заинтересованно включается в разговор Михайлина Васильевна, поправляя внушительные очки. — Встречу кого-то, вижу — до боли знакомый человек, а кто он, что он — вспомнить не могу... И главное, если бы это в редких случаях, а то ведь постоянно... Про имена там, фамилии я уж и не говорю... Такие мелочи даже не пытаюсь вспоминать…
— Сейчас у наших у всех такое, с кем не поговоришь... Не память, а решето, — говорит Светлана, подойдя к Ирине и проверяя, сколько еще лекарства осталось в капельнице. — Но слабая память, это полбеды, — продолжает она, возвращаясь к своей кровати. — Для меня страшнее, что теперь я практически ни на что не способна!.. А ведь еще недавно могла все… Буквально все… Не поверите, два года назад, незадолго до Чернобыля, у меня была всего неделя отпуска, так я за эту неделю родителям в селе не только вскопала огород, посадила все и полностью обработала сад, я еще успела сделать косметический ремонт внутри дома… даже поштукатурила и побелила его снаружи… Правда, когда возвращалась в Припять, в поезде забралась на верхнюю полку и до утра не сползала, все тело гудело и болело… Но то была другая, приятная, почти сладкая боль — от работы… Не такая невыносимая и изматывающая, как теперь — от болячек… Ах, — вздохнула она. — Но главное, что теперь даже самые элементарные вещи даются так тяжело… Это в наши-то годы!..
— Правда, — поддержала ее Ирина. — Я сейчас не могу поверить, что до аварии могла утренним пятичасовым автобусом смотаться в Киев, сделать там все свои и дворцовские дела, поработать в библиотеке, вечером вернуться, переделать все домашние дела, проверить уроки сына, ночью поработать над каким-нибудь сценарием или чем-то еще, — и утром, свежей, как огурчик, явиться на планерку в ДК… А теперь я уже никому ничего не обещаю… Боюсь подвести… Ты права, Света, это так удручает…
— Знаете, что, девчата, — говорит Михайлина Васильевна, — не нужно вспоминать и терзать себя тем, что мы могли и чего теперь не можем… Нам уже не быть такими, как раньше, поэтому пора перестраиваться, нужно научиться радоваться тому, что мы можем делать теперь… даже самой малости… Иначе вообще крыша поедет…
— Ой, смотрите, Васька пожаловал!.. — воскликнула Светлана.
Это в палату через открытую балконную дверь важно вошел огромный пушистый красавец-кот с голубыми глазами и черной шерстью с серебристым отливом. Остановившись посередине комнаты, он осмысленным взором смотрит поочередно на каждую больную, будто здороваясь персонально с каждой.
— Ирина, ты действительно решила взять его?
— Конечно!.. Денис будет страшно рад!.. Ведь это же чудо, а не кот!..
— Василий, ты рано пришел, до обеда еще далеко!.. Иди, гуляй, а то нам от сестер за тебя достанется!.. Иди, иди, — говорит коту Михайлина Васильевна.