Природа хрупких вещей
Шрифт:
На следующий день, когда мы приезжаем в Лас-Паломас, медсестра, встречая нас в приемной, сообщает, что миссис Хокинг хотела бы побеседовать с дочерью наедине. На это я могу ответить только одно:
— Я подожду здесь.
Минуты текут одна за другой. Наконец медсестра возвращается и говорит, что мне тоже дозволено пройти во дворик. Кэндис, как всегда, полулежит в шезлонге. Кэт восседает на стуле, который обычно занимаю я, и ее детское личико светится радостью. Кэндис выглядит утомленной, однако вид у нее тоже удовлетворенный.
— Мы с Кэт хотели бы поселиться с вами в «Лорелее», — произносит она.
Мое лицо расплывается в улыбке. Я подхожу
— Когда бы вы хотели поехать?
Кэндис обозревает монохромный пейзаж за гранью тени, наблюдая за скачущим по песку шаром перекати-поля.
— Чем скорее, тем лучше. Мой поверенный все организует. Только нужно ему позвонить. Я этим займусь.
По дороге в гостиницу я хочу спросить у Кэт, о чем они с мамой беседовали в течение тех долгих минут, пока я ждала в холле. Но я не уверена, что у Кэт хватит слов, чтобы передать мне их разговор, да и в конечном счете это неважно.
— Я рада, что мы едем домой все вместе, — говорю я.
Кэт кивает, приникая ко мне.
— Ты ведь этого хотела, да, Кэт? Чтобы мы все жили в одном доме?
— Да, — отвечает. — Дома.
По прибытии в город я иду в отделение «Вестерн Юнион» и посылаю Белинде телеграмму, в которой сообщаю, что мы с Кэт возвращаемся в «Лорелею» и везем с собой Кэндис.
Спустя два дня мы втроем садимся в поезд. Кэндис выкупила для нас весь вагон, чтобы не подвергать других пассажиров риску заражения туберкулезом. Выглядит она восхитительно: кружевная вуаль, скрывающая бледное лицо, волосы красиво уложены парикмахером, лимонно-желтое платье, обильно украшенное белым кружевом. Несмотря на то, что она сильно опирается на меня, пока мы идем по платформе, во всем ее облике чувствуется порода. Сразу видно, что перед вами настоящая аристократка.
Вскоре после того, как мы устраиваемся в своем комфортабельном вагоне, поезд трогается с места, медленно отъезжая от вокзала, и затем катит навстречу тому, что лежит далеко за пределами жаркой пустыни.
Глава 24
Спустя два дня мы прибываем на вокзал Сан-Матео, где нас встречают Эллиот и Белинда с дочкой. Всеобщей радости нет предела. А как изменилась малышка Сара за месяц нашего с Кэт отсутствия! Она улыбается и агукает. С трудом верится, что к созданию этого чуда причастен Мартин.
Я представляю Кэндис Белинде. Как ни странно, знакомство проходит менее напряженно, чем я ожидала. Так или иначе, мы проделываем один и тот же путь — только каждая из нас идет своей тропой, разумеется, — и это путешествие удивительным образом сближает и единит нас.
Дорога пролегает по идиллическим сельским просторам. Кэндис неустанно восхищается красотой зеленых пейзажей, открывающихся из окна нашего экипажа. Гостиница тоже приводит ее в восторг, как я и надеялась. Конечно, «Лорелея» не сравнится с фешенебельными отелями, в которых Кэндис, дочь богатых родителей, вероятно, останавливалась в юном возрасте, однако этому месту присуще некое необычное очарование, которым вряд ли может похвастаться роскошный дворец.
Белинда размещает Кэндис в номере на нижнем этаже, а сама с Сарой устраивается вместе с Кэт и со мной на втором. Втроем — Кэндис, Кэт и я — мы занимаем три комнаты в гостинице, и Кэндис настаивает на
Белинда поначалу пытается отказаться, но Кэндис говорит:
— Вы живете на доходы от гостиницы, и я должна вносить свою долю. Так что не обессудьте.
Белинда уступает.
Кэндис изнурена к тому времени, когда мы распаковываем ее вещи. Белинда предлагает ей отдохнуть перед ужином. Но Кэндис не желает оставаться в четырех стенах — она предпочитает дремать в саду, под персиковым деревом. Эллиот вытаскивает на улицу диван и ставит его под раскидистыми кронами, в которых жужжат пчелы. Кэндис лежит на диване. Кэт, держа Сару на коленях, сидит рядом на одеяле. Дивное зрелище. Оно, я знаю, навсегда останется в моей памяти.
Мартин, сам того не желая, создал из нас прекрасную семью.
Целую неделю я наслаждаюсь безмятежностью и радуюсь тому, что Кэт рядом, зная, что отныне она всегда будет со мной. Если погода позволяет, Кэндис старается проводить время на свежем воздухе. Здесь, конечно, не тусонский жаркий климат, препятствующий развитию туберкулеза, но такое впечатление, что она помолодела и окрепла — если не телом, то душой.
После обеда мы часто располагаемся на одеяле под персиковым деревом и слушаем рассказы Кэндис о ее детстве. Я поощряю такое времяпрепровождение, чтобы Кэт всегда чувствовала связь со своей первой матерью.
Я помогаю Белинде управлять гостиницей, и мне это очень нравится. Сару по ночам все еще приходится кормить, и я быстро беру на себя обязанности по приготовлению завтрака для нас и постояльцев. По моей просьбе Белинда также поручает мне заниматься стиркой. А стирать я люблю. Это напоминает мне о том, что есть вещи, которые можно отчистить всего лишь с помощью воды, мыла и небольших усилий.
Эллиот бывает в гостинице почти каждый день. Видно, что он обожает Белинду, а у нее самой меняются представления о романтической любви. Я уверена, что со временем она перестанет страдать из-за того, что сделала ошибочный выбор, отдав предпочтение Мартину, а не Эллиоту. И когда это произойдет, Эллиот будет рядом.
Улучив момент, когда мы с ним остаемся одни, я спрашиваю про шахту. По его словам, во время землетрясения вход в нее основательно завалило. Не исключено, что золото в шахте еще осталось, но теперь, чтобы попасть туда, нужно немало потрудиться, а то и взрывчатку применить.
— В шахту еще долго никто не войдет, если туда вообще можно проникнуть, но я поставил знак, предупреждающий посторонних, что это частная собственность, — докладывает он. — Белинда там не бывает, а сама шахта находится довольно далеко — из гостиницы она ее не увидит. Кроме горя, эта шахта ничего ей не принесла.
Я спрашиваю Эллиота, известно ли ему, каким образом Мартину удавалось добывать золото без ведома Белинды. Он подозревает, что Мартин нанял для этого пару работяг. В Сан-Матео его часто видели в компании двух оборванных китайцев. Давний друг отца Белинды интересовался у Эллиота, не знает ли он, что это за китайцы, с которыми общается муж Белинды.
— Сам я тех китайцев в глаза не видел, — добавляет Эллиот. — И в последнее время они в округе не показываются.
После этого разговора с ним я сама сходила к шахте, чтобы посмотреть на разрушения. Вход завален огромной грудой каменных глыб. Рядом стоит знак «Посторонним вход воспрещен». Слава богу, что шахта находится на дальнем краю земельных владений Белинды и никому из нас больше не придется стоять там, где сейчас стою я.