Природа хрупких вещей
Шрифт:
— Вы близки с вашей матушкой? Скучаете по ней?
Я вспоминаю, как плакала мама, помогая мне упаковывать саквояж, как совала мне в руку деньги, которые были для нее отнюдь не лишними, и у меня щемит сердце.
— Да. Очень скучаю.
— Я тоже скучаю по маме. Но вам повезло. Может быть, вы еще увидитесь с ней. А мне вот уже не доведется. Не доведется попросить у нее прощения.
Я смахиваю слезинку, улыбаясь Кэндис.
— Как вы думаете, я встречусь с ней, когда умру? Увижусь на небесах? — спрашивает она, пристально глядя на меня, словно и вправду считает, что я знаю ответ.
— Вряд ли Господь в райских кущах запрещает матерям видеться со своими детьми.
Кэндис
— Ну да. Только какой же это рай, если ты и там полон печали?
Кэт возвращается к нам и в нерешительности останавливается между шезлонгом матери и моим стулом. Кэндис поднимает руку.
— Иди посиди со мной, Котенок.
Девочка подходит к ней. Кэндис утомлена, а Кэт за все время нашего сегодняшнего визита слова не произнесла. Мне больше добавить нечего, и мы сидим в молчании. Вентилятор над нашими головами гоняет жаркий воздух. У нас на лбах и шеях выступает пот.
Вскоре мы прощаемся, Кэндис говорит, что мы увидимся завтра. У Кэт уголок рта приподнимается в улыбке.
Назавтра Кэндис изъявляет желание побыть с дочерью наедине, а меня просят подождать в вестибюле. Я в нерешительности наблюдаю, как Кэт уводят во дворик. Она один раз оборачивается — видимо, хочет убедиться, что я ее дождусь. И я ей это обещаю.
То же самое происходит на следующий день и на следующий. У медсестры, которая провожает Кэт к матери, я спрашиваю, хорошо ли проводят время миссис Хокинг и ее дочка, но на самом деле я хочу знать, разговаривает ли Кэт с Кэндис.
Медсестра улыбается, пожимая плечами.
— Они большей частью рассматривают книги о природе, которые миссис Хокинг взяла в нашей библиотеке. Вы же знаете девочку. Она не разговаривает.
На пятый день, когда Кэт встречают, чтобы увести к Кэндис, она берет меня за руку, будто хочет, чтобы я пошла с ней.
— Боюсь, меня не приглашали, — объясняю я.
Несколько секунд Кэт смотрит на меня, потом хмурится и впервые за несколько дней подает голос.
— Пойдем, — шепотом произносит она.
Я обращаю взгляд на медсестру, ища подтверждения, что мне тоже дозволено пройти во внутренний дворик. Та снова пожимает плечами. Видимо, эта идея принадлежала Кэт.
— Не вижу ничего плохого в том, чтобы вы пошли с ней, — говорит медсестра. — Если что, посидите в сторонке.
При моем появлении в лице Кэндис отражается удивление. Улыбка, которой она встречает Кэт, чуть тускнеет.
— Это она захотела, чтобы я пошла с ней, — тихо объясняю я.
— Как вы догадались? — хмурится Кэндис.
— Она сама попросила.
На это Кэндис не находит, что сказать. Наш визит начинается с того, что Кэндис спрашивает Кэт о том, как мы провели утро. Возможно, Кэт затем и взяла меня с собой — чтобы я ответила за нее на вопрос, который ей задают каждый день. И я рассказываю Кэндис, что после завтрака мы с Кэт ходили на прогулку и видели ящерицу, прошмыгнувшую перед нами на тропинке. А потом, когда вернулись в гостиницу, Кэт по просьбе жены ее хозяина помогала готовить эмпанады — маленькие блинчики с начинкой из мяса с луком и специями. После того как мы поведали Кэндис о нашем утреннем времяпрепровождении, Кэт удаляется в самый тенистый уголок дворика и садится рисовать в своем альбоме.
— Мне вас оставить? — спрашиваю я.
— Нет.
Несколько минут мы наблюдаем за Кэт.
— Итак. Вы говорили, что ваш отец вел словарик, — начинает Кэндис. — Он у вас с собой?
— В гостинице.
— Принесете в следующий раз? Покажете мне?
— Конечно. — Я невольно улыбаюсь. Надеюсь, это означает, что больше мне не придется ждать Кэт в вестибюле.
И
— Тогда, в первый день, рассказывая о себе, вы упомянули, что вышли замуж без любви, но для вас это не имело значения, потому как однажды вы были влюблены, но вашу любовь растоптали.
Я смотрю на почерк отца — на отрадные петельки и завитки, выведенные чернилами.
— Да.
— Что же произошло?
Кэт в нескольких футах от нас увлеченно собирает картинку из сотни затейливых фрагментов. Эту головоломку я купила ей в городе, в магазине «Пять и десять» [5] .
5
Магазин дешевых товаров для дома. В прошлом — магазины широкого профиля, где все товары продавались по 10 центов и дешевле.
В этот момент я решаю открыть Кэндис часть того, о чем никогда никому не рассказывала. Пусть знает: я понимаю, что такое предательство человека, которому ты доверяла. Пусть знает, что мне тоже знаком тернистый путь, по которому ей пришлось пройти.
— У нас в деревне был один парень, — начинаю я. — Рыбак, как и его отец, и дед, и брат. Он был скорее другом Мейсона, нежели моим, но мне он нравился. Рослый, сильный. Все девчонки нашей деревни заглядывались на него. Папа о Колме был невысокого мнения. Он хотел, чтобы я вышла за благородного, образованного парня, за ученого человека. Колм таким не был. Но когда Колм стал проявлять ко мне интерес, папа уже умер. Колм приходил к нам в гости, приносил нам с мамой отборную рыбу из своего улова, восхищался моей красотой. Нам с мамой жилось нелегко, и, когда Колм предложил мне выйти за него замуж за несколько месяцев до того, как мне исполнилось восемнадцать, я согласилась. Мама не пыталась меня отговорить, хотя знала: если бы папа был жив, он не дал бы согласия на этот брак. Мама считала: я всегда буду сыта, если выйду за рыбака, а ей самой не придется беспокоиться о том, что в доме холодно по ночам, ведь она после моего замужества будет жить в нем одна. А я думала, что, выйдя замуж за Колма, смогу позаботиться о маме, не дам ей умереть с голоду. Я ответила согласием отчасти из-за мамы, а она — из-за меня.
— Но вы его любили?
— Думала, что люблю. Но скорее, мне льстило, что он выбрал именно меня из всех девушек нашей деревни.
— Но поначалу вы же были счастливы, правда? — говорит Кэндис, и это не вопрос. Она знает, что первые дни супружества купаешься в блаженстве, ведь у нее тоже так было.
— Да. Поначалу.
Я на минутку умолкаю, решая для себя, что можно ей рассказать, а что нет. Какие события я готова пережить у нее на глазах, а какие — нет.
— И когда вы перестали быть счастливы? — допытывается Кэндис, видя, что я не продолжаю.