Приручить Сатану
Шрифт:
Он долго ещё говорил, а Ева, незаметно улыбаясь про себя и не смея прервать его неожиданной вдохновлённой речи, всё думала, как счастливы были бы люди, если бы каждый отзывался о своём любимом так, как говорил Ранель о своей жене.
Наконец, он замолк и, смутившись, низко опустил голову, пряча взгляд от сидящей напротив девушки. Ева тоже смутилась, хотя, по сути, смущаться ей было не из-за чего, однако она почувствовала, что подобные откровения непривычны Ранелю и что он уже готов пожалеть о своих словах, поэтому, когда мрачная тень пробежала по его посуровевшему лицу, поспешно добавила:
— Знаете, всегда очень приятно слышать, когда кто-то так отзывается о своих родных. Я рада за Вас, — Ранель хмуро кивнул,
— Чем она Вас так заинтересовала?
— Если быть честным, мне любопытно узнать Вас с другой стороны, а именно с той, с которой Вас знает Мария. Ведь, если Ваши работы обратили на себя её внимание, я думаю, они действительно того стоили.
— Вполне может быть. Давайте я положу её Вам на стол.
Ранель мягко, но при этом настойчиво забрал книгу из рук Евы и мгновенно растворился в темноте коридора. Девушка осталась одна. Столь насыщенная беседа в поздний час совершенно вымотала её, и она, облокотившись головой о стену, сразу же провалилась в сладкое забытьё.
На этот раз ей снилось, что она идёт где-то в горах: две узких железнодорожных колеи карабкались по серпантину бок о бок куда-то наверх и вскоре терялись из виду в густом тумане. У края обрыва проходила едва заметная тропинка — одно неосторожное движение, и можно было сорваться, полететь без воли и желания туда, где далеко-далеко внизу спали в тумане высокие чёрные сосны. Горы большими круглыми шапками возвышались друг за другом в шахматном порядке, и все они тонули в белой пушистой вате сошедших с неба на землю кучевых облаков. Ева подняла голову вверх: там всё было белым-бело и ничего не видно. Немного потоптавшись на месте, девушка развернулась в ту сторону, где спали в низинах тёмно-зелёные деревья, и неспешно пошла между двумя железнодорожными полотнами. Спустя какое-то время ей послышался стук тяжёлых колёс о громоздкий металл, и этот грохот разнёсся лже-громом по ущельям, отразился многократным эхом от каменных скал и утёсов; возможно, ей только послышалось, однако этого хватило, чтобы Ева сразу перешла на узенькую, еле различимую тропу у самого края. Вообще, она плохо представляла себе, как тут может проехать не то что два, а один поезд — настолько узкой была опоясывающая горы дорога, по которой она шла. Задумавшись, Ева оступилась, и её нога соскользнула вниз; она еле успела перенести центр тяжести вправо; с трепыхающемся где-то в горле сердцем она смотрела, как исчезают скатившиеся вниз мелкие камушки.
Вдруг где-то совсем близко прозвучало два пронзительно громких паровозных гудка. Они зазвенели у Евы в ушах, и та лишь в последний момент успела сообразить всю катастрофичность ситуации: два железных тяжеловоза неслись друг другу навстречу на огромной скорости, которую не собирались сбавлять. И ей совершенно некуда было отступать: позади — пропасть, спереди — скала, а между ними — две сумасшедшие силы, которые сотрут тебя, как две каменные пластины, в порошок, не оставив после себя ничего, кроме названия.
Грохот приближался. Ева отошла максимально далеко от дребезжащих железных дорог, насколько это было возможно, хотя расстояние, на которое она отодвинулась, равнялось в лучшем случае двум сантиметрам. И вот из-за углов выскочили, словно два саблезубых тигра, желтоглазые локомотивы поездов; с бешеным свистом и рёвом они летели друг другу навстречу, тщетно пытаясь сдержать скорость, и один из них задел Еву. Точнее не задел, а просто снёс; девушка пошатнулась и, хватая руками воздух, полетела вниз, в пропасть, словно капля воды во время проливного дождя. Она видела, как столкнулись поезда: тот состав, что шёл ближе к скале, превратился в груду железа, напоминая смятую жестяную банку из-под газировки, а второй, что столкнул Еву, полетел вслед за ней, сойдя с рельс. Это было
Ева вздрогнула. Сердце бешено колотилось в груди, словно мучимый жестоким порывистым ветром колокольчик. Она лежала в постели, укрытая практически до носа толстым, ещё не убранным после зимы тяжёлым одеялом, и жёлтая лампа рисовала на серых со своеобразными обоями стенах чёрные, будто угольные тени. Было тихо: кто-то заботливо плотно закрыл шторы, чтобы ни один звук, ни один шорох не долетел до чуткого дремлющего уха, и ни один, даже самый маленький лучик света не коснулся подрагивающих во время беспокойного сна век. Ева медленно обвела взглядом сумрачную комнату и увидела на столе какой-то предмет, явно выбивающийся из общей атмосферы. Девушка быстро спустила ноги, коснувшись голыми ступнями похолодевшего за ночь пола, взяла книгу в руки и прочитала название: «Обезьяна, заключившая договор с Дьяволом».
— Он был здесь.
Ева вздрогнула и, резко обернувшись, встретилась глазами с высоким мужчиной, стоявшим в дверном проёме. Длинные русые волосы, завязанные в низкий хвост, крупными волнами спадали на плечи, покрытые плотной тёмно-зелёной тканью в тон глаз, казавшихся в ночном полумраке практически чёрными, и золотистыми длинными пружинками струились почти до середины спины; во всей его позе читалось какое-то особенное спокойствие, непостижимое для простой человеческой души, привыкшей к постоянным переменам, волнениям, неважно, душевным или физическим, бесконечному бегу куда-то и зачем-то, неустанному движению вперёд без права обернуться назад, и всё это годами, веками, тысячелетиями, до тех пор, пока скованная материальными измерениями душа не освободится, не вырвется в пространство без гравитации и времени и не попадёт в новые узы бесконечного существования.
— Гавриил?
— Добрый вечер, Ева. Он только что ушёл, — добавил мужчина, наблюдая смятение на лице девушки при виде книги. — Извините, что я к Вам вот так вот неожиданно: без звонка, без предупреждения, без каких-либо опознавательных знаков…
— Ничего, ничего. Всё равно Вы мне только снитесь.
— Вы всё ещё думаете, что это сон? — Гавриил удивлённо поднял брови, складывая руки на груди в позу Наполеона. — Однако. До этого момента меня ещё никто так не обижал, — он тихо хохотнул, задумчиво поправив густые волосы на затылке. — Что ж, в таком случае, сниться именно Вам — огромная для меня честь. Как, впрочем, и для Вас, — скромно добавил Гавриил, как вдруг за его спиной зашевелилось что-то огромное, настолько большое, что доставало своей верхушкой до потолка.
— Что это?.. — еле слышно прошептала Ева, инстинктивно отступая назад. Гавриил непонимающе обернулся, но словно никого не увидел, а затем, осознав, про что говорит девушка, искренне засмеялся.
— О, не стоит бояться. Это всего лишь мои крылья, — и Гавриил зашёл в комнату, так, чтобы рыжий огонёк осветил гигантских размеров в цвет волос крылья.
— И после этого Вы будете убеждать меня, что это не сон, — добродушно заметила Ева и невольно протянула руку к огромным перьям. Гавриил слегка вздрогнул от неожиданного прикосновения, но крыльев не отдёрнул, позволив девушке с немым восторгом погладить шёлковые перья длиной почти до локтя.
— Не думала, что крылья могут быть такими большими… Обычно, когда я представляла себе, ну, допустим, ангела, то крылья выглядели примерно как плащ, а у Вас прямо… маленький аэроплан.
И Ева звонко засмеялась, насмешённая собственным сравнением, на что Гавриил удивлённо на неё посмотрел и тоже улыбнулся.
— Нет, конечно, бывают и меньше — далеко не у всех крылья таких размеров, — но со временем они растут, становятся сильнее и поднимают своих носителей всё выше и выше, причём как в прямом, так и переносном смысле.