Пришелец
Шрифт:
– Да что с тобой такое?! Ты не чокнутый, случайно?, не понимаешь, что…
Их двоих окружали восемь огромных санитаров… Лиза не могла больше разговаривать - она находилась в полуобморочном состоянии.
– Дай ты мне вспомнить!
– бормотал Петя, не видя вокруг себя ничего.
– Если я вспомню, то мы сможем не только уехать отсюда на персональной "скорой помощи", но и спасти многих… детей. Да, кажется, детей… так они нынче называются…
Ещё он вспоминал несколько считанных секунд, пока не заорал во всю глотку, "ВСПООООМНИИИИИИИЛЛЛ!!!!!!!"
Когда же он осмотрелся по сторонам, в поле зрения ему
– "Шалуны" разошлись не на шутку, - рассказывал Пришелец.
– Здание больницы превратилось в какой-то чёртов "космический приёмник" - отовсюду идут импульсы, которые вомного раз улучшено принимаются кожей обнажённого тела. Все просто-таки импульсивно раздеваются, выходя в коридор. А по коридорам бродят "врачи", и они оперируют обнажённых детей - вырезают им внутренности. Внутренности свою задачу выполняют, мумии - забальзамированные дети - свою. Во всяком случае, так мне показалось; может со мной можно поспорить, может я вижу не то. Вообще, как я вам сказал, я чувствую, потому что не всегда верю своим глазам. И я чувствую, что НЕВИДИМКА - назовём Это невидимкой - делает из детей инопланетян, готовит корабль к взлёту. По всей видимости, он решил, что его окружают марионетки. Но я-то живой! И, я думаю, что и все остальные восемь человек тоже считают себя Живыми, и надеюсь, что и они попытаются что-то предпринять, зависящее от каждого из них. Раз мы почувствовали, что "родились" на Земле, то должны хотя бы пытаться уважать традиции этой планеты, и отдать все соки, всю душу, чтоб не пустить корабль в полёт. Вот такой рассказ о происходящем в коридоре.
– А на другие этажи спуститься ты уже не можешь?
– поинтересовался у него кто-то из малышей.
– Боюсь, - ответил им Пришелец, чтоб понятно было, - пытаясь выжить. Получается в этой ситуации страх стимулом выживания.
Они ещё долго сидели, разговаривали, пока Пришелец не оборвал разговор всего одной фразой:
– Ой, ребята, - охнул он, словно неподалёку от себя почувствовал привидение, - кажется, нас скоро вытурят отсюда!
– Как это, вытурят?!
– налетали на него подобные вопросы.
– По-моему, НЕВИДИМКА приближается!
– всё, что ответил он.
– Чё ты вспомнил?
– поинтересовался у него один из санитаров.
– Для нас оно полезно, то что ты вспомнил?
– Ещё как!
– с удовольствием ответил Пётр.
– Я вспомнил о том, что Богу было угодно, чтоб я сюда пришёл со своей сестрой. Все ведь стараются обходить эту детскую больницу сто сорока улицами. А мы с сестрой получаемся сумасшедшими?
– Скорее всего, - ответили ему, поигрывая скальпелями.
– А что это ты там говорил про "уехать на персональной скорой"? Что конкретно ты имел в виду?
– Это я для сестры, - прошептал Пётр в ответ, - чтоб не паниковала, она ж у меня дура. Но только, дорогие ребята, мы с сестрой никакими психами не получаемся. Если вы ещё не поняли, то получаемся мы… - заострил он их внимание, -…детьми! Бестолковыми, любознательными детьми!
– То-то я смотрю, они дурачьё какое-то!
– хмыкнул один санитар другому.
– Взрослые дети?
– спросил их другой санитар, чтоб до конца убедиться.
– Нет, -
Санитары долго смотрели в глаза Пете, пока восьмой приводил нашатырём Лизу в чувства. Шла этакая игра "в гляделки", словно и санитары были детьми, но не понимали этого. Но один из санитаров "проиграл":
– Ой, что-то не нравится мне этот парень… Не в том смысле, что я не педераст, - пояснил он сказанное, - а в том, что он какой-то хитрый.
– Может замочим его и точка?
– предложил второй таким шёпотом, чтоб Пете слышна была каждая буква.
– А бабёнку его пожарим. Чё-то головка у меня зачесалась.
– Неплохо бы, - пожал плечами его собеседник.
– Вырежем этому чертиле внутренности. А дальше что?
– А дальше чё?
– А дальше разборка с патроном, - напомнил он ему то, что тот всегда забывал, пока его не потыкают носом.
– Ништяк?
– Не-а, достал он из-под халата сотовый, набрав номер.
– Надо, да?… Ага. Будет сбацано!
– Так, чертило, - обратился он к Петру, - раздевайся и чуве своей объясни.
– Конечно!
– обрадовался Петя, подбегая к сестре и шепча ей что-то на ухо.
– Что?!
– вскричала та, - перед мужиками?!!
– Но брат ей всё шептал и шептал на ухо, пока она не начала расстёгивать кофточку и - всё остальное, веря своему старшему брату на слово (раньше она себя считала старшей, но как только брат её кое-что вспомнил, он аж изменился внутренне весь, и она почувствовала его старше той себя, которой она являлась в своём лице до сих пор, во много-много крат).
– Не облажаемся?
– обратился к разговаривающему с патроном один из здоровяков.
– Не нравятся мне эти… двое.
– Заткнись!
– шепнул ему тот.
– Патрон нас всех насквозь чувствует, а ты ТАКОЕ вякаешь!!!
Петя и Лиза разделись догола, оставили на полу одежду и двинулись вверх, на седьмой этаж; когда санитары спросили их, на каком из девяти этажей они желают обосноваться, Пётр наугад назвал седьмой.
Инга и Тидоров выходили из палат одновременно. Первое, что бросилось в глаза Инге, был полностью обнажённый Женя Коньков (она его почти не знала). Он, длинноволосый, лежал на спине, вся голова его была разбита, на стене остались от этой головы следы (как будто кто-то пытался пробить ей стену).
Взвизгнула Инга не потому, что не сразу поняла, что это обнажённое тело парня а не девушки (промежность Конькова была в крови - кровь ещё всё стекала на пол - и свойственных мальчику гениталий на этой промежности не присутствовало) (отрезанные скальпелем половые органы, она заметила сразу, как перевела свой проникнутый ужасом взгляд в сторону), а потому, что кроме тела увидела ещё много чего.
– Ну что ж ты так орёшь, глупая ты баба!
– услышал её смотрящий до этого в другую сторону Тидоров и направился к ней. Инга в это время схватилась за ручку двери своей 714-й, так, на всякий случай, чтоб никому не вздумалось выскочить на её крик из палаты; раз она в этот капкан попалась одна, то и одна должна проводить в нём свои последние минуты, или выкарабкиваться, но опять же, не впутывая в это дело никого.