Пришелец
Шрифт:
– Ну наконец-то ты стал к себе самокритичен!
– похвалила его сестра.
– Ты мне уже начинаешь нравиться!
– Понимаешь, - пропускал он мимо ушей её похвалы, - я тогда был ещё ребёнком. Одиннадцать лет. Описал громадину - огромное здание детской больницы. Когда я лежал в этой больнице, мне оно, естественно, казалось громадным. Сама знаешь, детям всё кажется огромным.
– А сейчас не кажется?
– подтрунивала опять она.
– Ты ведь, как ты выразился, не повзрослел ни на грамм.
– А сейчас не кажется, - признался он.
– Ни наш Белый Дом на площади, ни какой-нибудь
Сестра, хоть и с каждым этажом чувствовала как вывих становится менее ощутимым, всё равно не отпускала плечо брата. Потому поднимались они медленнее. И вместо пятого этажа проходили третий.
Когда Инга вышла из палаты и захлопнула за собой дверь, то девчонки толпой кинулись к двери (если шесть человек можно назвать толпой), как будто в палате неожиданно образовалась некая невидимая водяная волна. Так пронзительно завизжала Инга. Инга, когда натянула на себя ручку, даже и не заметила, что с обратной стороны двери в ручку вцепились чуть ли не все шесть рук. Как будто бы этот сверхъестественный коридор наводнил Ингу своей могучей силой уже с самого её появления.
– Что такое?
– непонимающе уставились те на дверь.
Но недолго они изучали эти "новые ворота" (изменившуюся дверь), вопрос Кати Сергеевой оторвал их от дверной ручки, всех.
– А кто шторы зашторил?
Все повернулись, словно ни одна из них не верила на слово, и… увидели чёрные шторы. И тут же взгляды шестерых девочек мгновенно переместились на Нашину Машу, оставшуюся сидеть на месте, словно визг Инги её не касался.
– А какие шторы были до этого?
– спросила сама у себя Зина Короленко, словно забыла о цвете штор и пыталась вспомнить.
– Она чё, шторы поменяла?!
– спросила у всех (шестерых) семилетняя Лиля Глотко.
– Как она успела?
– Да я не знаю, что произошло!
– блеяла вконец растерянная Нашина; теперь её голосок стал вомного раз закомплексованнее.
– До этого мне казалось, что шторы так и были зашторены всегда… Честно, я не виноватая!
– Не виноватая я!
– тихо передразнила её Зина Короленко, - он сам пришёл! Кто сам пришёл, Маша-Наша-Говняша?
– Не обзывайся на меня!
– вдруг сжала губы Нашина (такой злобы за ней ещё с самого рождения не замечалось).
– Я не виновата! Шторы сами… И не смотрите вы все так на меня! Я вам не новые ворота!
– Опа-на!
– усмехнулась от удивления Короленко.
– Что-то новое от Парашиной послышалось! Ты только не бей нас, Какаша!
– театрально заслонялась она руками.
– Надоели вы уже всем!!
– злобно вскрикнула Маша, рывком подскочив с кровати и быстрой-нервозной походкой двинувшись к двери.
– Кому, всем?
– прыснула Зина и все её поддержали в смехе, пока Маша тщетно дёргала за ручку.
– Я уверена, что скоро настанет такая минута и дверь откроется, - отпустила Маша ручку и приняла выжидательную позицию.
– Я буду ждать, пока не дождусь!
В
– Посмотри-ка на стену, сестрёнка, - попросил он её.
Та взглянула. И долго читала надписи:
ПРЕШЕЛИЦ - ВРУН, НЕ ВЕРЬТЕ ЕМУ! ОН ОДИН. АДИН НА КАЖДОМ ЭТАЖЕ. ТАКОЙ ЭТО ПАДОНОК. И ИЩЁ: У НЕВО ШИЗАФРИНИЯ: РАЗВОСЬМЕРЕНЕЕ ЛИЧНОСТИ. ОН ИЗ НАШЕЙ БОЛЬНИТСЫ СТРОЕТ ЛЕТУЧИЙ КАРАБЫЛЬ, НАДЕЯСЬ, ШТО ЧТО-ТО У НИВО ПОЛУЧЕЦА. ВОТ ТАКОЙ ОН ИДЕОТ!
– Кажется, взрослый кто-то писал, - заметила Лиза, - кто-то из санитаров, наверняка. Написано без ошибок.
– Так может сам Пришелец и писал, - сказал Петя.
– Да нет же!
– не соглашалась с ним Лиза, - ребёнок просто не способен наделать таких ошибок. А это, "…надеясь, что что-то у него получится…", разве напишет ребёнок такое?
– А ты думаешь, у Пришельца нет ни ума ни фантазии? Он ведь хитрый, не забывай…
– По-моему, ты от кого-то услышал про этого пришельца, - перебила его Лиза, - а сейчас врёшь мне…
– Ну ладно, - зловеще усмехнулся Петя, - вот поднимемся на седьмой, увидишь, что там происходит, и задумаешься над тем, сможет ли кто-нибудь в течение вчерашнего и сегодняшнего дня удрать из этой прОклятой больницы, а потом отыскать такого идиота как я, у которого даже друзей нет, и рассказать про Пришельца!
– Да ладно тебе, - урезонивала она его, - я пошутила.
– А я тебе не верю!
– весело произнёс он, заставив сестру рассмеяться.
Через семь минут, они уже были на седьмом, хотя душераздирающий визг какой-то девушки и последовавшие за ним голоса, слышны были уже на шестом.
Услыша всё это, Лиза мгновенно перехотела продолжать подниматься, но настойчивость её брата взяли над упрямым лизиным характером верх.
– Подруга, ты ручку-то хоть отпусти, - посоветовал Паша Инге, в то время как дети всей толпой выставили указательные пальцы на вошедшего в коридор Петю (Лиза его, увидев неподалёку от себя этого улыбчивого юнца, тут же выскользнула из коридора, постыдившись своей наготы, так что брат её остался один, и когда дети протягивали пальцы в его сторону, то в виду они соответственно имели его одного и никакой там Лизы), показывая Главаря, - а то вцепилась в неё, как будто улетишь.
– Это чтоб из палаты моей никакя дура не выскочила, - объяснила Инга ему, - мог бы и сам догадаться, не строить из себя ЛОХА!
– Ты ничего не чувствуешь?
– спросил Пётр Лизу, перед тем как они вошли в коридор и голые сухощавые дети начали тыкать в их сторону пальцами. До открытого дверного проёма в это время оставалось четыре шага пройти по лестничной площадке.
– А что я должна чувствовать?
– отозвалась Лиза, вместо того чтоб ещё раз повторить своим умоляющим голоском канючащей маленькой и капризной девочки, "ну пошли отсюда!, Петька! Пойдём вниз, я тебя умоляю!!!"