Пришла подруга
Шрифт:
Справедливости ради надо сказать, что по любви Синичкина тоже замуж выходила. Это был второй муж, между клоуном и милиционером. Он был киноартистом. Из-за него она бросила мужа-клоуна. Этот ее артист был не очень знаменит, скорее, вообще не знаменит, его имя не было, что называется, на устах, и в кино он проходил под рубрикой «в эпизодах». Потом Синичкина говорила, что мужчина-артист должен быть обязательно гениальным, иначе незачем вообще идти в эту профессию. Конечно, «в эпизодах» – это не «кушать подано» или «карета у подъезда», но ведь и не Гамлет. А если не Гамлет – то разные комплексы, зависть, обиды и прочее. Мужчины даже толком интриговать не умеют, что совершенно необходимо в этой среде, поэтому женщинам, идущим в артистки, везет больше, даже если таланта кот начихал. И вообще, унизительная это профессия: сиди и жди, когда какой-нибудь режиссер о тебе вспомнит и пригласит. Даже гении сидят и ждут, а если не гений – можно всю жизнь прождать. И если даже какой-нибудь режиссер тебя пригласит, то
Далее следует некоторая пауза, так как почти год мы ничего о ней не знали, никому из подруг она почему-то не писала. И наконец, я получила из Австралии долгожданное письмо и даже фотографию. На фото – наша Синичкина верхом на лошади, в ковбойской шляпе и высоких сапогах. Синичкина подробно описывала свою австралийскую жизнь, но было совершенно непонятно, каково ей там живется в смысле ощущений, хотя бы на уровне «нравится не нравится», никаких эмоций. Хотя, впрочем…
В общем, так. У мужа ее большая ферма, несколько гектаров земли и стада овец и коров. И еще сыроварня. И небольшой магазин молочных продуктов. У них работает несколько наемных рабочих, но и самим приходится делать очень много. Встает она очень рано и ложится тоже рано, от усталости. Поэтому и не писала, что не было времени. Она верхом объезжает стада, следит за стрижкой овец, забирает готовые сыры и отвозит их в магазин и т. д. Вокруг очень красиво: белые овечки, зеленые луга, синее небо. Она научилась готовить суп из бычьих хвостов и развела у дома розарий, это для души. В Сиднее она была один раз, когда прилетала. Ее будущий муж встретил на аэродроме и повозил по городу, а больше побывать ей там не пришлось, и в других городах тоже, нельзя без присмотра оставить ферму ни на один день. Английский она так и не выучила, поскольку, как и прежде, не видит в этом необходимости. Правда, несколько слов ей пришлось выучить: «fool», «shut up», «go to hell».
Именно это известие, упомянутое как бы между прочим, меня насторожило. Я кинулась к словарю. Оказалось: «дурак», «заткнись», «пошел ты…».
Сдается, что скоро Синичкина воспользуется двумя словами из своего дозамужнего английского лексикона: «Good bye!»
Иностранцы любят жениться на русских. Во-первых, всему миру известно, что русские женщины красивы. Во-вторых, они не избалованы. Для них выйти замуж за границу – подарок судьбы. Наверное, австралийский муж нашей Синичкиной тоже так думает.И очень даже зря…
Не повезло
Один мой знакомый обиделся на меня за то, что я назвала его невезучим. Посочувствовала, а он обиделся. Он хочет, чтобы все его считали удачливым и сильным. А другой обиделся, что назвала его везучим. Он считает, что все у него в порядке потому, что талантливый и умный, и везение тут ни при чем. Что заслужил, то имеет. Так что насчет везения у каждого свои представления. Я лично считаю, что судьба изредка подкидывает человеку шанс. Вот если он углядит этот шанс и правильно им воспользуется – это и есть везение. Такая вот у меня есть теория. Хотя бывают и исключения. Одной моей подруге везет без всяких шансов. Ну, например, пошла она как-то на рынок, и привязалась к ней цыганка. Сказала, что погадает за десять рублей. Подруга полезла в кошелек, достала десятку, протягивает цыганке. А та углядела, что в кошельке еще стопочка денег лежит, и говорит, чтобы она все деньги ей отдала. На минуточку. Погадает – и обратно отдаст. Просто, когда, мол, у нее в руке много денег – она лучше «видит». Подруга, как завороженная, протянула ей все, что было в кошельке. «Вижу, красавица, твою скорую свадьбу с красивым блондином», – сказала цыганка и пошла в сторону. «А деньги?» – схватила ее за руку подруга. «Какие деньги?» – выдернула руку цыганка. «Вы же обещали взять только десятку», – расплакалась подруга. Но цыганка уже растворилась, и на ее месте возник красивый блондин с добрыми глазами. «Вас кто-то обидел?» – спросил он. Это был ее нагаданный будущий муж. Но самое удивительное то, что на выходе из рынка ее догнала та цыганка и отдала все деньги (за вычетом десятки, как договаривались). Вы видели когда-нибудь цыганку, которая отдает деньги? А подруга и деньги назад получила, и мужа в придачу. Дело
А теперь расскажу свою историю. Вышла я как-то в обеденный перерыв прогуляться. Иду по бульвару, погода неважная, народу почти нет. И вдруг вижу, на одной пустой скамейке лежит женская сумочка. Я села рядом, посторожу, думаю, пока хозяйка вернется. Весь обеденный перерыв просидела, но никто за ней не пришел. Я открыла ее, вдруг, думаю, документы какие есть, но там лежала только косметичка и сверток в целлофановом пакете. Взяла я сумку и вернулась на работу. Разворачиваю пакет и – о, Боже! Пачка долларов! Посчитала – три тысячи! Все сотрудники, конечно, завопили, заахали, вот, мол, повезло-то! Я сижу, ошарашенная, глазам не верю. Потом стала прикидывать, как распоряжусь этими деньгами. Во-первых, ремонт в кухне сделаю. Потом путевку на Мацесту куплю, врачи давно советуют. Всем подругам куплю по флакону французских духов. И еще останется в ресторан сотрудников пригласить. И еще… В общем, намечталась всласть, потом взяла несколько бумажек, написала на них: «Кто потерял сумку, позвоните по телефону…», взяла клей и пошла на бульвар. Расклеила эти бумажки на нескольких скамейках (вдруг, думаю, эта растяпа забыла, на какой скамейке сидела) и вернулась на работу. Через час – звонок. Ну, я, конечно, бдительность проявила, спросила, что в сумке было, она все подробно описала, и я пошла на встречу с хозяйкой сумочки. Сослуживцы сказали, чтобы я потребовала вознаграждение и не думала бы соглашаться меньше чем на 10 %… У скамейки стояла молодая женщина. Поверить не может своему счастью, думала я. И оттого, что я ее сейчас осчастливлю, настроение у меня было распрекрасное. Я отдала ей сумку, она сдержанно поблагодарила, и только я хотела повернуться, чтобы идти обратно, она – цап меня за рукав и говорит: «Присядем на минуточку». Ну, думаю, небось отблагодарить меня хочет, но я благородно откажусь, однако, если она будет настаивать…
«Вы извините, – говорит она, – но я хочу при вас пересчитать деньги. Согласитесь, что я же вас совершенно не знаю, а сейчас такие люди попадаются, ну, вы сами понимаете, что я хочу сказать».
И я, вместо того чтобы сказать все, что я о ней думаю, и гордо уйти, почему-то сажусь рядом с ней на лавку. Мало того, пока она считает деньги, я вся трясусь, как полная идиотка: а вдруг она объявит, что денег не хватает, и я еще окажусь ей должна! Наконец, она кончила считать. «Так, все правильно, можете идти». И я, как оплеванная, пошла…На работе меня чехвостили кто как мог. Мол, так мне, дуре, и надо…
Оперетта, мечта моя!
К шести годам, то есть к тому возрасту, когда взрослые начали вязнуть со своим любимым вопросом: «Девочка, кем ты хочешь быть, когда вырастешь?» – я уже твердо знала, что хочу быть шансонеткой.
– Твое воспитание, – говорила папе мама.
Когда собирались гости, папа садился к пианино и пел про Фаншетту, у которой «и тут и там, и то и это».
Позже оказалось, что такой профессии – шансонетка – уже нет, и, поскольку выбор в этом направлении был небольшой, я решила стать артисткой оперетты. Я бренчала на пианино и пела: «И все Адамы до наших дней при виде дамы стремятся к ней». Папе нравилось. Он говорил, что у меня есть главное: кураж.
Но кроме куража нужен был какой-никакой голос, уметь танцевать и прочее. Тогда было принято что-то уметь, чтобы выходить на сцену.
Чтобы не расстраивать родителей, я, уже учась в школе, про оперетту не заикалась и, когда меня спрашивали, кем я хочу быть, когда вырасту, твердо отвечала, что мечтаю быть учительницей. Эту профессию я, к слову говоря, терпеть не могла. Мне, должно быть, не повезло, но ни учась в школе, ни позже я не встретила ни одной учительницы, которая бы мне понравилась. Ну хотя бы доброй. Об образованной я уже и не говорю. Наша учительница в младших классах говорила «лаблатория» и «Антрактида». Дома была постоянная паника, мама и папа ежедневно решали вопрос: что лучше – подрывать авторитет учительницы, что было явно непедагогично, или иметь неграмотного ребенка.
В институте я была отличницей, как и в школе, пела в хоре «эту песню не задушишь, не убьешь» и так далее, поэтому потерявшие бдительность родители были в полной растерянности, когда, получив диплом, я объявила, что попытаюсь устроиться в театр оперетты, если меня туда возьмут. Хоть в массовку.
Моя тетя сказала, что тут пахнет Фрейдом. У нее был знакомый врач, чудный, глубоко интеллигентный человек, говорил даже по-французски. Потом он попал в автомобильную катастрофу и, лежа в реанимации, в бессознательном состоянии беспрерывно пел матерные частушки и, изредка приходя в себя, хватал подходивших к нему медсестер за (как выразилась тетя) «мягкие места». Она сказала, что дело, видимо, в том, что свою греховную сущность он всю жизнь загонял в подкорку, а когда его шарахнуло по голове, все из-под корки выскочило, и он саморазоблачился.