Приснись мне, убийца
Шрифт:
– Всего хорошего. Жалко, что ничем не смогли помочь.
Глава 35
Дома здесь стояли только по одной стороне улицы, выстроились ровненько в ряд, отгородившись от дороги невысокими заборами. Он шел по противоположной стороне, не вдоль заборов, боялся тревожить собак, которые хоть и не очень часто, но все-таки попадались. За железной калиткой заметил огромного пса, когда приходил сюда накануне днем. Слева от него тянулся огромный пустырь – он заканчивался далеко-далеко, упираясь в железнодорожную ветку. Он видел, как прошел в ночи
Он дошел до перекрестка, который приметил еще накануне днем, и сразу за ним, через один двор, был тот самый дом. Он перешел наконец улицу и замер, прижавшись к забору. Тишина. Далеко за пустырем торопливо простучала колесами электричка. Открыв скрипучую калитку, он проник во двор. Из всей живности, как он знал, здесь была одна кошка, ее-то можно не опасаться. По-хозяйски обошел двор кругом и оказался у ведущей в дом двери. Толкнул ее легонько, она немного поддалась, но только и всего. Он понял, что дверь заперта изнутри на щеколду. Придется тогда воспользоваться окном. Он обошел вокруг дома, но очень скоро убедился, что и с окном у него ничего не получится. Рамы законопачены – их, похоже, не открывали никогда, и вряд ли удастся поддеть створку ножом. Ему показалось, что старуха глухая. Ей всегда громко кричали на ухо, он сам это видел. Она вряд ли услышит что-то. Вернулся к двери и с силой ударил в нее ногой. Щеколда с треском отскочила, дверь распахнулась настежь, открыв темное и пропахшее старостью нутро дома, и он поспешно вошел внутрь, это была летняя веранда, он торопливо миновал се и теперь очутился в комнате. Расположения комнат в доме он совершенно не знал и, чтобы сориентироваться, замер на пороге, вслушиваясь. Старуха, похоже, ничего не услышала. И с улицы не доносилось никаких звуков.
Он медленно пошел вперед, останавливаясь через каждые два шага и прислушиваясь, и вскоре наткнулся на стену, направился вдоль нее, касаясь плечом, и наконец обнаружил дверь, ведущую в следующую комнату. Открыл ее, она распахнулась со скрипом, и он, быстро переступив порог, немного присел и замер, будто приготовился к прыжку.
Прошло много времени – минута или две, и он вдруг услышал дыхание спящего человека. Старуха дышала с посвистом, и он пошел на этот звук. В кромешной темноте – даже отсвета не угадывалось в окнах – он шел осторожно, боясь наткнуться ненароком на кровать.
Еще когда шел сюда, думал, как будет старуху убивать. В одно мгновение даже решил, что просто задушит ее, набросив на голову подушку, но сейчас, находясь в полутора метрах от жертвы, переменил намерения. Решил не рисковать. Остановился у кровати, коснулся ее легким движением руки, чтобы убедиться, что достиг цели, и достал из кармана нож.
Старуха посапывала совсем рядом. Он склонился над ней и вдруг увидел очень отчетливо силуэт на белой наволочке подушки. Только одна голова, остальное скрывало одеяло. Он легко, почти не касаясь, провел по одеялу ладонью и теперь четко представлял, как лежит старуха. Широко раскрыл глаза, будто так ему было виднее, и ударил старуху ножом. Она захрипела и выгнулась в постели, и тогда он ударил ее еще и еще и после третьего удара отступил, потому что ему показалось, что что-то брызнуло ему в лицо.
Хрипа
И тогда Козлов закричал. Он был один в палате и в полной темноте, вскочив, рванулся наугад в никуда, наткнулся на привинченный к полу стул, упал и забился в истерике.
Дежуривший за дверью санитар ворвался в палату, включил свет – Козлов бесновался на холодном кафельном полу, и изо рта у него шла обильная пена. Его лицо было почти синее, совсем неживое, и только растекалась алая кровь из рассеченного лба.
Санитар навалился на Козлова, пытаясь его сдержать, но был бессилен что-либо сделать. Козлов рвался из-под него, брызгал слюной и злобно рычал, и только когда, привлеченные шумом, прибежали еще два санитара, они с трудом скрутили Козлова.
Его лицо стало уже совсем синим.
– Зови врача! – крикнул один из санитаров напарнику. – Быстрее!
Козлов вдруг начал кашлять, он захлебывался пеной. Его перевернули набок.
– Он что-то шепчет, – сказал санитар и склонился, чтобы лучше слышать.
– Я видел его лицо, – неожиданно произнес тихим, но отчетливым голосом Козлов.
– Чье лицо? – не понял санитар.
Но вместо ответа Козлов вскочил и закричал безумным голосом окончательно потерявшего рассудок человека:
– Я видел его лицо!
Он был ужасен в это мгновение.
Глава 36
Утром Большаков, направляясь на работу, заехал в больницу. Главный врач был на месте. Большакова он встретил с мрачным и несколько виноватым видом.
– Что-то случилось?
– Ваш протеже сегодня ночью буйствовал, – сказал главврач. – Санитары с ним едва справились.
– Я-то думал, что у вас он будет в порядке. Тихий да спокойный. И чтоб никому не мешал. А? Не получается?
– У него симптоматика непонятная, Игорь Андреевич.
– И что же?
– Трудно сказать, какие медикаменты использовать. То за одно схватимся, то за другое.
– Как же вы мне заключение напишете, если не можете разобраться?
– А мы можем вообще написать в итоге – здоров, – сказал, опечалившись, главврач.
– Вы шутите?
– Ничуть. Я не могу написать заключение неконкретное, такое, знаете ли – вообще. Я обязан ему диагноз поставить.
– Так поставьте!
– Но это не так быстро. Он себя ведет адекватно, все в пределах нормы, практически без отклонений, и вдруг – как сегодняшней ночью – всплеск, бредовые переживания. Среди ночи вскочил и кричит: «Я увидел его лицо!»
– Он увидел лицо?! – вскинулся Большаков.
Доктор взглянул на него и неожиданно рассмеялся.
– Извините, – сказал он, смутившись. – У вас сейчас такой вид был…
– Где он сейчас?
– Кто?