Присяга Российской империи

Прозоров Александр Дмитриевич

— Завязывай, Дуглас, — услышал Наос голос Толстяка. — Мы и так над океаном. Грохнемся, ни одна собака в темноте не найдет. Топливо спалили, пошли домой.

— Пошли, — согласился Дуглас, которому вовсе не улыбалось менять свой уютный ресторанчик на холодные волны Атлантики. Поэтому он подтянул к себе сектор тяги и заложил крутой левый вираж. — Пусть его палубная авиация ловит. В океане наверняка есть кто-то из авианосцев. Направление мы указали, а они найдут.

— А теперь налево, — подполковник Горин наклонил рукоять управления. — Товарищи

офицеры, мы в нейтральных водах. И не думаю, чтобы в этом мраке нашу машину хоть кто-то смог опознать. Майор, проверьте, данных о погоде в Северной Атлантике не поступало?

— Одну минуту… — Илья разбудил ноутбук, проверил почту. — Нет, погоды не прислали… Только одно письмо: «Ньюфаундленд 700 РЭБ у глаза». Чертовщина какая-то.

— Да нет, все понятно, — усмехнулся командир ракетоносца. — Местные тропки я знаю. Значит, за Ньюфаундлендом семьсот. Штурман, остаток?

— Двадцать пять тонн.

— Отлично, три часа полета. Интересно, сколько сейчас времени?

— На моих без двадцати восемь, — взглянул на часы Илья. — Скоро светает…

Летчики дружно расхохотались.

— Ага, — кивнул Кимицко, — часов через восемь.

— Значит, здесь сейчас около полуночи, — произвел в уме перерасчет подполковник. — Идем мы навстречу рассвету, но все равно часов шесть у нас есть. Вполне хватит, чтобы уйти за Полярный круг. А там солнца вообще еще месяц не будет. И визуально нас рассмотреть не удастся. А локатор что — засветка, она и есть засветка. Что сейф, что «Буран», все на одно лицо. Ладно, полночь-полуночью, а позавтракать не мешает. Кто угощает?

— Может, командирскую тушенку откроем? — предложил Ралусин. — Ту, что Полударин с собой дал.

— А у меня макароны есть, — встрепенулся Алим Гузафаров. — Хотел с фаршем пожарить.

— Макароны с тушенкой, — кивнул командир корабля. — Принято. Исполняет старший лейтенант Гузафаров. Время пошло.

«Ту-160», мелко подрагивая и уютно гудя турбинами, мчался в глубоком мраке, далеко от берегов и вездесущих патрульных кораблей, далеко от греющихся в Средиземном море авианосцев, направленных на Северный полюс бессонных локаторов.

После завтрака Ралусин лег спать — теперь была его очередь, а пограничник не привык отказываться от шанса отдохнуть, пусть даже утром. Никогда не знаешь, когда судьба разрешит расслабиться еще раз. Однако вскоре его разбудили негромкие голоса пилотов:

— Командир, впереди наблюдаю заблокированную зону. Кто-то ставит активные помехи.

— Штурман, остаток?

— Восемнадцать тонн.

— Включить систему РЭБ. Поставить шумовые помехи в сантиметровом диапазоне. Сколько нам еще до Исландии?

— Тысяча четыреста.

— Хорошо. Значит, у нас еще и изрядный запас керосина есть.

— Что происходит, товарищ подполковник? — спросил с откидной полки Илья. Слезать он не собирался: все едино, кроме темноты за окнами ничего не разглядишь.

— Не спится майор? — повернул голову командир ракетоносца. — Вот, к Исландии идем. Наши «ИЛ-78М» только до нее дотягивают. Зато, отсюда нам уже одной заправки до дома хватит.

— А помехи?

— С помехами все хорошо. Кто-то из своих встречает.

У НАТО неподалеку от Исландии, на Фарерских островах, радиолокационный пост стоит, станция слежения. Но мы с ребятами ее помехами забили, сейчас в этом районе у нее слепое пятно. Так что, увидеть, куда мы идем и с кем встречаемся, НАТОвцы не смогут. А верст через триста мы просто со своими смешаемся, и все, аут. На радарах нашу машину от прочих не отличить, визуально, пока темно, тоже не проверишь, у кого есть звездочки на крыльях, а кто «голый». Через два часа уйдем за Полярный круг, и вокруг Скандинавии в свое воздушное пространство. Там уж точно никому чужому на нас посмотреть не дадут. Как говорят в таких случаях шахматисты: партия.

— Что, так просто?

— Просто?! — на этот раз командир «Белого лебедя» попытался повернуться целиком. — Ну, майор… Если вы считаете, что все то, что мы делали в этом полете — «просто», то да. Подумаешь, еще одна ночная дозаправка, подавление станции противника, обход враждебной территории в темноте за Полярным кругом, жалких восемь тысяч километров перелета! Какие пустяки! Если бы это было так просто, майор, никто бы нам этого сделать не позволил. «Просто» мы умеем то, на что не способны другие. Только и всего…

Илья, поняв, что невольно обидел летчиков, предпочел промолчать, закрыл глаза, и почти сразу погрузился в дремоту. Ему снился строй серебристых птиц, от которых во все стороны раскатываются волны, превращающие землю в безмолвное ледяное поле, снился розовый круг воронки топливозаправщика, снились мелькающие перед глазами макушки пальм, поднимающиеся почему-то вокруг самой Москвы, и большой штурвал, который от держит в руках, направляя свой аэроплан вокруг кремлевских стен. Приснились негры, распиливающие ажурные антенны радара на дрова и приветливо машущие фуражками моряки с могучего линкора под полосатым, как казенный матрац американским флагом.

Проснулся он от того, что по глазам одарил ослепительный свет. Ралусин прикрыл лицо ладонью, попытался спрыгнуть на пол, но промахнулся и плашмя грохнулся на тюк со спасательным плотом. Поднял голову, увидел стоящую вертикально линию горизонта, закрыл глаза снова и старательно потер уши, вызывая прилив крови к мозгам. Потом снова посмотрел вперед. Земля по-прежнему дыбилась поперек иллюминаторов, но теперь Илья сообразил, что «ТУ-160» находится в глубоком вираже.

— Где мы? — спросил он.

— Совершаем экскурсию по Золотому кольцу России, — отозвался штурман-оператор. — Попрошу посмотреть налево. Вы имеете возможность полюбоваться уникальными архитектурными памятниками древнего Суздаля.

Илья доверчиво выглянул в левый иллюминатор, но вместо обещанного города увидел только черно-белую картинку зимней Руси: широкие снежные просторы, черные разводы лесных зарослей, слегка прикрытых инеем и шапками на макушках самых раскидистых крон; матовые линии дорог с крохотными машинками, темные промоины то ли на ручьях, то ли на озерах или реках — различить в равномерной белизне русло или очертания берегов было невозможно. На миг появился золотой шпиль — но самолет выровнялся, и храм остался под брюхом.