Присягнувшие Тьме
Шрифт:
У святая святых — еще один цербер, лицо скрыто в тени. Мой спутник сделал ему знак, и тот пропустил меня. Я приподнял полотняный занавес. Грубые безделушки, сундуки, бутылочки, медленно дымящиеся палочки благовоний: все на своем месте.
Фокси была одна. Сидя на полу в просторном бубу, она отрезала и отправляла в рот кусочки пчелиных сот, хрупая их, как печенье. При моем приближении она захихикала.
— Honey, ты снова нашел ко мне дорогу, — сказала она по-английски.
— К тебе ведет много дорог, Фокси.
— Что
— Все то же. Информацию о Массине Ларфауи.
— Старая история.
— Ты мне не все рассказала в прошлый раз. Ты ничего не говорила о черной ибоге.
Мед потек по ее впившимся в соты пальцам. Я встал на колено.
— Мне наплевать на твою незаконную торговлю, Фокси. Ты продаешь все, что хочешь, кому хочешь.
— Я не продаю черную ибогу. Это священное растение. Опасное для рассудка. Тебе никто ее не продаст.
Она не лгала: без сомнения, черная ибога была под запретом. Однако продукт распространялся в Париже. Замошский мне это подтвердил, а я доверял его источникам.
— Ларфауи ее достал. Как он это сделал?
— Темное дело. Я не хочу об этом говорить.
— Это останется между нами.
Она отложила золотистые соты и схватила меня за руку. Пальцы у нее были липкими. Она спросила:
— Ты помнишь о нашем договоре?
Я подтвердил, что помню. В свете свечей блестели ее шрамы. Она прищелкнула розовым языком:
— Замешаны мои девочки.
— Твои девочки?
Она кивнула с видом провинившегося подростка.
— Ларфауи попросил их ее достать.
— Через тебя?
— Я тебе повторяю, что в такие дела не впутываюсь! И этот корень не растет в моей стране! У них есть другие связи.
— С габонцами?
— С девчонками, которые знали одного колдуна. Ох уж эти негритянские дела!
— Когда ты их уличила?
— Перед самой смертью Ларфауи.
— Как?
— Торгаш явился ко мне. Умолять мамочку.
— О чем?
— Ему понадобилась черная ибога. Он думал, что я могу ему помочь. Он ошибался.
— Почему Ларфауи обратился к тебе? Он рассказал, что твои девочки торгуют?
— Все вывалил. Весь аж трясся. Ему позарез нужно было это растение. Для… особого клиента.
Кровь застыла у меня в жилах. Я почувствовал, что приближаюсь к Пришельцу из Тьмы.
— А что он тебе сказал об этом клиенте?
— Ничего. Кроме того, что тот требовал все больше и больше. И торгаш испугался…
— Когда точно это было?
— Я тебе говорю: за две или три недели до его смерти.
— Тебе не показалось, что Ларфауи опасался за свою жизнь?
Фокси подняла на меня свои огромные глаза. Выпустив мои руки, она снова принялась за соты. Я настаивал:
— Ответь мне. Ты думаешь, что этот клиент и прикончил Ларфауи?
— Знаю одно: охотники за черной ибогой — опасные люди. Одержимые. Сатанисты. И Ларфауи не выполнил их требование. В этом я уверена…
Фокси ошибалась. На месте преступления
— А Ларфауи не говорил с твоими девочками о своем клиенте? Какие-нибудь детали позволили бы мне его узнать.
Она вылила в пиалу вязкую красную жидкость и принялась мешать ее медным пестиком. Потом ответила загробным голосом:
— Да, Ларфауи говорил с девочками. Он умирал от страха. Он говорил, что человек был… особенным.
— В каком смысле особенным?
Ее голова качалась на длинной черной шее. Разговор ее раздражал — или беспокоил:
— По словам Ларфауи, он что-то задумал.
— Что именно?
— Honey, не настаивай. Вспоминать все это — очень плохо.
— В первый раз ты мне сказала, что торговца убил священник. Не думаешь ли ты, что он мог быть этим клиентом?
— Отстань от меня. Я должна приготовить обережное зелье для моих девочек.
У меня по лбу струился пот. Дым благовоний ел глаза. Все кругом казалось красным.
Я поднялся. Фокси продолжала медленно вращать пестиком, опустив глаза на пиалу. Вдруг она прошептала:
— Он все время смотрит на нас. Он нас преследует.
— Кто?
— Тот, кто убил мою девочку. Тот, кто убил Ларфауи.
Мне жгло горло, будто я накурился полыни. Я возразил:
— Это я его преследую.
Колдунья усмехнулась. Я хотел повысить голос, но в результате дал петуха:
— Не надо меня недооценивать. Пока еще никто не выиграл партию!
— Ты не знаешь, с кем сцепился, — у нее на лице появилось выражение насмешливой жалости. — Honey, ничего-то ты не понял в этой истории!
105
4 часа утра
Телефонный звонок. Голос Фуко:
— Я нашел твою дамочку. Улица Труа-Фонтано в Нантере.
Это был адрес важного подразделения Министерства внутренних дел.
— Ты туда поедешь, да?
— Я оттуда возвращаюсь.
— Ты достал то, что я тебя просил?
— Все досье отсканировано, дружище. Часть, которая касается Манон.
— Ты где сейчас?
— Я подъезжаю к своему дому. Я бы хотел несколько часов поспать, если ты не возражаешь.
Фуко жил в Пятнадцатом округе, позади квартала Богренель.
— Я на площади Республики, — сказал я, поворачивая ключ зажигания. — Внизу у твоего дома через десять минут?
— Я тебя жду.
Я ехал по набережной. Дождь прекратился. Над блестящим от влаги Парижем парила предрассветная тишь. Никого на улицах и во всем мире. Мне нравилось это ощущение. Чувство взломщика, одинокого и свободного. Налетчика, живущего наперекор всем остальным, на оси времени и пространства.