Притяжение
Шрифт:
В школе Ник старалась быть примерной ученицей, сохраняя скромность в одежде и в поведении. Она начала втайне завидовать так называемым «плохим девочкам», открыто проявлявшим свой интерес к сексу, не заботясь о том, что о них подумают. Ник создала себе такую репутацию, что если бы какой-нибудь Мальчик — например, Дейв — сказал о ней что-нибудь предосудительное, его сочли бы лжецом.
Она играла роль наивной, неопытной «правильной» девочки, немного старомодной. Привыкла думать о себе как о неисправимой лгунье и преступнице. А такие люди, как Дейв, представлялись ей жертвами.
Большую часть времени и энергии Ник тратила на меры предосторожности, боясь разоблачения, представляя себе, что
Но когда Ник представала голой перед новой жертвой, она не могла отказать себе в этом удовольствии, в ни с чем не сравнимом наслаждении. Повторялось одно и то же: предвосхищение, уступка тайной страсти, самоосуждение и муки совести.
Чувство вины усиливалось оттого, что Ник ни с кем не могла поделиться своими страданиями. Она не могла отказаться от тайных наслаждений, и стремление скрыть правду стало для нее вопросом выживания. Ник стала хорошей лгуньей. Она стала актрисой.
В полицейской машине сопровождающие вели себя так, словно были простыми шоферами. Никто не сказал ни слова. Ник обрадовалась, что хоть немного поспала прошлой ночью. К ней начала возвращаться способность думать. Она восприняла поездку вдоль Третьей авеню как своего рода тайм-аут и была благодарна спутникам за молчание.
Ник пыталась представить себе, на какие вопросы ей придется отвечать. Она вспомнила сеанс у Мартины, проходивший несколько месяцев назад. Ник пыталась избавиться от чувства вины за многочисленные сексуальные связи, когда она в очередной раз изменила Хелу.
— И ты ничего не могла с собой поделать? — недоверчиво спросила Мартина.
— Подобный вопрос кажется мне… просто фигурой речи, — ответила Ник. Она провела сутки в гостинице Букингемшира в Англии со своей подругой Мег, приехавшей из Колорадо в поисках дешевого антиквариата.
— Продолжай, — предложила Мартина.
— Мы остановились в небольшой гостинице, предоставляющей клиентам постель и завтрак. Мы собирались сходить куда-нибудь поужинать, и я решила принять душ. Ни в одном номере не было ванной. А было общее помещение с бассейном и душем за стеклянной дверью. Мег вздремнула. Я надела халат и направилась в ванную, столкнувшись по пути с очень симпатичным мужчиной, которого мы заметили, когда регистрировались в гостинице. Он был один.
Так вот, клянусь Богом, я ничего такого не планировала. Я даже не вспоминала о парне до этого момента. Просто… подвернулся случай. Мужчина жестом предложил мне пройти в ванную, а сам уже повернулся, чтобы уйти и подождать в своем номере, и я не смогла упустить такой возможности. Я сказала ему: «Послушайте, я собираюсь принять душ; если вы хотите побриться и принять душ, вы мне не помешаете». Он принял мое предложение, и мы вошли в ванную вместе. Незнакомец начал бриться. Я сняла халат и прошла в кабину душа. Я знала, что он смотрел на меня, когда я туда входила. Я повесила халат и стала мыться… так, как если бы мы жили вместе, словно это было вполне естественно. Со мной всегда так бывает. Он вел себя великолепно. Не впал в оцепенение. Я знала, что незнакомец наблюдает за мной. Душевая кабина была отгорожена таким стеклом, сквозь которое почти нее видно. Перегородка доставала мне до плеч, и мы могли видеть друг друга в зеркале для бритья. Я бесстыдно разглядывала мужчину, он улыбнулся, не переставая бриться. Я позволяла ему смотреть на себя — поворачивалась и… Мартина, Бог мне судья. Это такое искушение. Наконец я снова поймала его взгляд и сказала очень просто, словно мы давние знакомые: «В твоей сумке случайно не найдется презерватив?» Он порылся в ней и ответил: «Найдется». Тогда я быстро проговорила: «Почему бы тебе не зайти в душевую, когда ты побреешься?» И он зашел.
Мы
— Тогда зачем ты мне об этом рассказываешь? — спросила Мартина. — Если все было так хорошо и даже великолепно?
— Потому что, когда я вернулась домой и увидела Хела, меня внезапно охватило чувство вины. Меня буквально корчило, выворачивало наизнанку. Хотя я знала, что Хел ни о чем не подозревает. Я чувствовала, что он доверяет мне и любит меня, и… черт меня побери. Ты знаешь, я испытывала такое чувство… как в тот раз, в школе, когда украли ящик с пожертвованиями для Красного Креста…
— Ты никогда мне об этом не рассказывала.
— Не может быть.
— Я бы запомнила, — убеждала Мартина.
— О, Боже. Когда я училась в пятом или в шестом классе, в каждом кабинете стоял ящик Красного Креста, и мы опускали в него разные пожертвования… Однажды учитель вошел в класс и сказал: «Ребята. Кто-то украл ящик Красного Креста. Я не собираюсь спрашивать, кто это сделал. Я просто оставлю дверь открытой после занятий в течение часа. Надеюсь, тот, кто взял ящик, найдет в себе силы вернуть его. Здесь никого не будет, и мы обойдемся без лишних вопросов». Ну, так вот, я не брала этот чертов ящик, но почувствовала, как кровь приливает к моим щекам. Я чувствовала, что краснею, становлюсь пунцовой. Я испугалась. Кто-то мог подумать, что это я взяла ящик, и я молилась, чтобы никто не смотрел на меня. Некоторые друзья заметили, как я покраснела, и — готова поклясться — подумали, что я воровка. Опять это ничем не объяснимое чувство вины…
— Чувство вины является адекватной реакцией на поступок, который ты сама считаешь недостойным, — заметила Мартина. — Ты ощутила себя виноватой в том, что произошло между тобой и тем парнем в душе. То, что ты описываешь, больше похоже на чувство стыда. Это такое чувство… словно ты внутренне безнадежно испорчена, неисправима. Не так ли?
— Да, — легко согласилась Ник. — Именно так. Я не брала ящик, но я чувствую, что могла это сделать.
— Понятно, — тихо проговорила Мартина.
— Мне всегда казалось, что любой детектор лжи выведет меня на чистую воду, потому что я так испугаюсь, что… — Ник не могла найти нужное слово.
— …Будешь вести себя как преступник или виновный в чем-то, — закончила фразу Мартина.
— Да, именно так, — подтвердила Ник.
ГЛАВА 14
Полицейская машина свернула на восток, на Восемьдесят четвертую, миновала Йоркскую авеню и подъехала к дому Ник. Она увидела еще две полицейские машины, одну со включенной мигалкой, и группу из пяти-шести человек, собравшихся посмотреть, что происходит. Рыжий и нерыжий вежливо помогли Ник выйти из машины. Двое других в штатском приблизились к ней. Рыжий и нерыжий немедленно ретировались, сбыв Ник с рук. Один из людей в штатском, ростом немного ниже среднего, крепко сколоченный, с серьезным, бледным, но мальчишеским лицом, произнес:
— Мисс Столлингс, я детектив Керриган. — Ник с уверенностью могла сказать, что он был прислужником при алтаре и пел в церковном хоре мальчиков. — А это сержант Уилан.
Ник хотелось войти в дом. Когда они подходили к подъезду, она заметила, как кто-то из толпы поднял небольшую домашнюю видеокамеру. Она сделала то, о чем тут же пожалела: закрыла лицо ладонью. Человек с камерой отступил на пару шагов, но съемок не прекратил, о чем свидетельствовал красный огонек, светившийся на боку камеры. Ник попыталась придать своему лицу равнодушное выражение.