Привет из прошлого
Шрифт:
Книги заменили мне всё. И то – сказать по правде, детство моё, сытое и очень обеспеченное, назвать счастливым получится вряд ли. У меня не было ничего из того, чем не обделены бывают даже крестьянские дочери и сыновья.
Родительская любовь? О нет. Я стала серьёзным разочарованием и для матери, и для отца. Король, разумеется, хотел сына, наследника, продолжателя династии и будущего государя для Осигора. В мечтах он наверняка не раз и не два дарил так похожему на него кудрявому мальчику первый меч и боевого коня, обучал соколиной охоте, рассказывал о древней истории нашей семьи… Но родилась девчонка, практически бесполезная для престолонаследия и малость странноватая. Мать… Ну, она, наверное, смогла бы полюбить меня, будь я хорошеньким, вежливым и общительным ребёнком, которого можно наряжать в эффектные платьица, модно причёсывать и обвешивать драгоценностями, а потом пожинать обильный урожай комплиментов и восторгов. Но увы. Уродилась я некрасивой, можно даже смело сказать – страшненькой. Одна нога короче другой, разноцветные глаза, худощавое телосложение, слишком бледная кожа, острый нос и тонкие губы… Маленькие дети обычно милы все
Из-за слабо выраженной любви родителей ко мне прохладно относились и придворные аристократы, и слуги. Нет, конечно, никто не оставлял меня голодной или нечёсаной. Но угождать, как отцу или матери, предвосхищать любое желание, любезно улыбаться мне челядь не стремилась. А после одной неприятной истории и вовсе сторониться предпочитала. Решили меня раз подстричь. Лет пять мне, помнится, было. До этого матушка категорически запрещала подступать к принцессе с ножницами, но тут в моду вошли чёлки, и она сдалась – уж моде-то даже королева не указ! Ну и резанул меня её личный куафёр. С удовольствием так резанул, с душой. Оттяпал сразу изрядный клок, и чёлка получилась – загляденье. Вот только с волос кровь хлынула. Сама я это плохо помню, потому что буквально ослепла от боли. Но платье спереди было испорчено бесповоротно, равно как и коврик, на который всё полилось потом. Свидетелей было немного – тот самый куафёр, два его помощника да пара фрейлин. Поэтому и за двери моих покоев эта история не вышла – они все решили, что лучше такое не обнародовать. Виданное ли дело, чтоб с волос кровь текла! Ещё, Луноликая упаси, душевнобольными признают. Поэтому маменьке отчитались, что чёлка сделана в лучшем виде, платье да коврик выкинули втихаря, ревущую белугой принцессу утешили конфетами, дело замяли и больше никогда меня не стригли. Я же, на всю жизнь запомнив оглушающую боль, которая сопровождала обрезку волос, сама подобных попыток не предпринимала.
Друзей у меня тоже никогда не было. Как-то не сложилось вот. Нет, свору, то есть, прошу прощения, свиту дворянских дочек мне, конечно, выделили. Да только поговорить мне с ними было совершенно не о чем. Наряды, четырежды перевранные сплетни, драгоценности и выгодные женихи – то есть темы, которым постоянно посвящены были их беседы, – меня привлекали мало. В свою очередь, малолетние аристократки совершенно не интересовались теми волшебными вещами, что скрывались под обложками книг. Если мне, терзаемой жаждой общения, случалось завести рассказ о далёких странах, драконах или чудесных сказках, которые я прочла недавно, то девочки, разумеется, не разбегались и даже изо всех сил старались выказывать вежливую заинтересованность и не зевать так уж откровенно, но бесконечная скука, плещущаяся в их глазах, говорила сама за себя. Мальчики же сторонились меня всегда. В самом раннем детстве, когда не так ещё сильны различия между полами и можно найти кучу интересных совместных игр, они предпочитали не связываться со мной, потому что я эвоно что! Принцесса! Нельзя со мной в догонялки играть – ещё запыхается Её Высочество или поскользнётся да ножку подвернёт. И шутейный поединок на деревянных мечах недопустим – вдруг неприкосновенный пальчик окажется ушибленным, а то и целая ручка! Качели – развлечение для простолюдинов, мяч может попортить обстановку, прятки с громкой перекличкой и выскакивания из-за портьер под ноги взрослым во дворце строжайше запрещены… Став постарше, я в полной мере осознала влияние своей красоты, вернее, полного отсутствия оной, на умы окружающих. Принцесса прекрасна! И точка. Это непреложная истина, не подлежащая обсуждению. Так было, так есть, так будет всегда. Потому моя своеобразная внешность производила неизгладимое впечатление на молодых людей, впитавших прописные истины о дивной красоте принцесс с молоком матери. Долг, воспитание и этикет (а также честолюбивые родители), однако же, требовали выказывать мне восхищение. Получалось у сынов благородный фамилий просто превосходно, фальшь и неприязнь почти не чувствовались за тщательно выверенными комплиментами моему редкостному обаянию и восхитительно необычным глазам. Однако я нутром чуяла неискренность и некоторую брезгливость и от всей души отвечала высокородным юношам тем же.
Отсутствие хоть сколько-нибудь дружелюбно настроенных ко мне людей угнетало невероятно. Лет в 10–12, будучи весьма неразборчивой в литературных пристрастиях, я с жадностью поглощала в огромных количествах дамские и девчачьи романы, чем невероятно радовала матушку – такое чтиво, по её мнению, вполне пристало юной деве благородных кровей. Из сих литературных шедевров мне было доподлинно известно, что у любой принцессы всегда должна быть надежная подруга и наперсница. В её роли может выступать молодая дворянка, ровесница, преданная помощница во всевозможных шалостях, или верная нянька и компаньонка, дама в годах, взрастившая свою госпожу с младых ногтей и любящая её, как родную дочь. В некоторых, особо смелых и прогрессивных, книжонках даже упоминался милый друг – юноша аристократического происхождения, не влюблённый в принцессу, но верно служащий ей и защищающий от опасностей, коих во время
Странности за собой я начала замечать лет с шести. Уже много позже, изучив изрядное количество научных работ (да, опять книги, опять чтение, опять затёкшие ноги и подслеповато щурящиеся глаза) я узнала, что моё развитие в этом плане несколько запоздало: обычно магические способности проявляются у маленьких чернокнижников годам к четырём. Друиды «созревают» чуть медленнее – склонность к общению с растениями и животными появляется лет в семь. А может, и раньше, просто взрослые считают их рассказы обычными детскими фантазиями. Вряд ли кто-то из родителей воспримет всерьёз лепет пятилетнего чада, рассказывающего, что кошка поведала ему о своей успешной ночной охоте, а птицы в саду жалуются на плохой урожай черешни. Паладины среди нас самые поздние – их обучение начинается в восемь лет. Ну а големисты… Во времена моего детства таких магов не существовало вовсе.
Так вот, странности. Ребёнку кажется абсолютно нормальным и естественным всё, что с ним происходит. Ну забилась в паутине вдруг снова высосанная пауком бабочка, ну приползла однажды невесть откуда в мои покои омерзительно воняющая, полуразложившаяся мышь, ну упрыгала с тарелки под скатерть такая полезная, но такая невкусная паровая котлета… С последним случаем вот, кстати, совсем нехорошо получилось: на ту котлету, как на грех, наступила моя матушка, изволившая в тот день отобедать в компании своей дщери. Не везло, как видно, по жизни маменьке с предметами, что под её ясновельможные ножки подворачивались. То жаба, то вот котлета… Поскользнувшись на пропаренном фарше, Её Величество рухнула на пол, едва не свалив весь стол, и звучно стукнулась затылком об паркет. Гул вышел такой, словно кулаком ударили в медный таз. Я была уже достаточно воспитана для того, чтобы не хохотать заливисто во весь голос, хотя, должна признаться, что особой любви к венценосной родительнице я не испытывала, а потому и жалко мне её было не слишком. Поэтому я лишь с испуганным аханьем подбежала к матери и изобразила неубедительные попытки помочь ей подняться. На шум и грохот слетелись жадные до новостей фрейлины. Ушибленную королеву кое-как поставили на ноги и увели в её покои.
Шишка на царственной голове вздулась огромная, что, конечно, не способствовало хорошему самочувствию и благожелательному настроению матушки. Из-за этого учинили большое разбирательство – она жаждала примерно наказать виновных. Круг людей, так или иначе причастных к трагическому падению, вышел весьма скудный: личный повар малолетней принцессы с тремя помощниками и двумя поварятами, горничная, подававшая на стол, да ещё одна служанка, несшая тарелку со злополучной котлетой от кухни до дверей моей столовой. Так уж получилось, что полезных паровых котлет, кроме меня, никто во дворце не ел. Да и я, чего греха таить, наотрез отказалась бы от них, но моего мнения никто не спрашивал – родители пребывали в непоколебимой уверенности, что питание ребёнка должно быть правильным и сбалансированным. Следовательно, и готовили их в чрезвычайно ограниченных количествах. Котлетам вели тщательный учёт – а вдруг Её Высочество разохотится да добавку попросит, а на кухне-то и нету?! Ужас, кошмар, это совершенно недопустимо!
Но добавки я не спросила ни разу. Тем не менее, все котлеты были аккуратно сосчитаны, вписаны в специальный реестр и охотно предоставлены для следствия слегка побледневшим поваром. Выяснилось, что злой умысел некоего неизвестного негодяя, решившего покуситься на здоровье, а то и жизнь королевы, тут приписать никак не получится: баланс сошёлся с изумительной точностью. Всего на кухне в тот день (как и всегда, впрочем) было изготовлено десять котлет. Девять из них так и дожидались возможного принцессиного каприза в судочке в специальном тёплом шкафу над плитой. Одну (ту самую, на которой маменька изволили поскользнуться) принесли в столовую на сервированном овощами блюде и торжественно поставили перед Её Высочеством.
Дело зашло в тупик: меня, естественно, заигравшиеся в расследование фрейлины допрашивать не посмели. Матери я честно объяснила, как всё было: ну не хотелось мне есть эту невкусную пресную котлету, вот совсем! И лежала она на тарелке, лежала, а потом спрыгнула на пол. Сама! И ускакала под скатерть. А что такого? У вас, матушка, ни разу котлеты с тарелок не прыгали? А вот в жизни случается ещё и не такое…
Даже тогда никто ничего не заподозрил. Ну, может, и призадумался папенька слегка, да только живо выкинул неприятные мысли из головы. Что такого? Ну бросил ребёнок ненавистную котлету под стол, ну соврал, боясь наказания, когда увидел, какой шум да переполох вышел из-за необдуманного поступка… Бывает.
Бывает, ага. Я вот после этой истории как-то поосторожней сделалась. Соображать начала. И к людям окружающим приглядываться. Что для них нормально, что нет. И как-то очень быстро выяснилось, что не скачут у других котлеты сами по себе по тарелкам. И отбивные тоже не скачут. И куски рыбы и птицы. И не чувствуют люди, где дохлые пауки валяются, и не умеют заставлять этих пауков бегать, а мёртвых мух – летать.
А я умела. Это было не странно. Это было естественно. Так же естественно, как то, что уши слышат звуки, а челюсти жуют еду, что на ноги натягивают чулки, а на руки – перчатки…