Привет, любимая
Шрифт:
К ноябрю истощение нервной системы стало таким, что одна простуда следовала у меня за другой. Таня звонила несколько раз. Приглашала на седьмое к ним.
– Алька, мы так давно не собирались. Приезжай.
– Таня! Я опять простудилась. Температура. Куда мне ехать? А тетю Нину с Ванечкой одних не пущу.
– Ну, Аля!
– Танюш, мне болеть нельзя.
– Ну, как знаешь, - обижалась она.
А через день звонила снова. Олег не встревал. Чувствовал: что-то неладное происходит. А что?
– понять не мог. Осторожно присматривался к ситуации. Лучшего друга у меня никогда не было. Если не считать, конечно, Вальку Прохорова. Он неожиданно тоже оказался на высоте. Охранял меня от звонков Романа, как цепной пес. Я только раз ему и намекнула. Туманного намека оказалось вполне достаточно. С того момента меня для Романа никогда не было на месте. То я взяла отгул, то у нас совещание, то я на приеме у начальника, то просто... в туалете. Валька сам с ним разговаривал. Изощрялся, как мог. Иногда мне становилось нестерпимо любопытно, что Валька изобретет сегодня? Роман периодически пытался отловить меня на улице. Но мне везло. Всегда удавалось ускользнуть. Я опять изменила маршрут, по которому ездила домой. Теперь мой путь обязательно пролегал мимо клиники. Жаль, Мишку увидеть больше не удалось. "Ниву" его видела каждый раз. Его самого - нет. Он, вероятно, восстановился на работе. Может, мне придумать себе какую-нибудь поганую болезнь и лечь в клинику? К нему в палату? Пусть лечит. Я сама пугалась своих мыслей. И ничего ровным счетом не предпринимала. Сразу после седьмого - обещала сама себе.
* * *
Седьмое ноября мы отмечали дома. Без выпивки. Тетя Нина сердилась.
– Вот увидишь, Александра, теперь сахар исчезнет. Все самогон гнать начнут.
Мы сидели за накрытым столом и смотрели по телевизору праздничный концерт. Ванечка вилкой пытался сделать огромному яблоку глаза и рот. Яблоко не поддавалось. Я отобрала у сына вилку.
– И что?
– поинтересовалась у тети Нины.
– Какой он, самогон-то? Пить можно?
– Да сивуха сивухой, - вздохнула тетка.
– А на водку ... бабы в очереди говорили: талоны.
– Ну, мы с тобой водку раз в год пьем. И то на кладбище. Подумаешь! Будем там не водку пить, а самогон. Нам и нужно-то по пятьдесят грамм.
– Ох, Александра, - покачала головой тетя Нина.
В дверь позвонили.
– Вроде, Олег, -
– Чего это он? Уже поздновато.
Я пожала плечами. Мне-то откуда знать?
– Пойди, Александра, открой.
Смотри ты, действительно Олег. Всклокоченный. Глаза бешенные. Летел что ли всю дорогу?
– Привет, Олежка!
Он не поздоровался. Перевел дух и хрипло сказал:
– Быстро собирайся. Он у нас. Вернулся.
Я даже не стала делать вид, будто не понимаю, о чем речь.
– Он давно вернулся. Еще летом.
– Не понял...
– Олег переступил порог.
– А чего тут не понимать?
Я села на калошницу и стала рассматривать молнию на его куртке.
– Откуда ты знаешь?
– он присел рядом со мной на корточки. Заглянул в глаза. Вышла тетя Нина. Он кивнул ей.
– Не все ли равно?
– Совсем сбрендила?!
– Олег тряхнул меня за плечо.
– Ты думаешь бороться или нет?
– Зачем?
– безразлично спросила я.
– Да ведь он любит тебя!
– Олег уже тряс меня, как грушу.
– От вашей с Ванькой фотографии сейчас полчаса не отходил. Боюсь, сопрет, пока меня нет.
– Это какая же фотография?
– встряла тетя Нина.
– С Шурочкиного дня рождения, - пояснил он, не оборачиваясь.
– Слышишь, Аля? Он только о тебе и спросил, когда пришел. Больше ничего не спрашивал. Мы пока ничего и не сказали ему. Ни о тебе, ни о Ваньке.
– А ну, вставай!
– вдруг гаркнула на меня тетя Нина.
Я опешила. И встала ...
– Ты чего?
– пролепетала ей, не на шутку испугавшись. Тетя Нина сама на себя не походила.
– Собирайся и иди, куда сказано!
– Не пойду!
– я упрямо сжала губы.
– Я простужена. У меня температура. Если ему будет нужно, он сам придет. А я не пойду.
Тетка размахнулась. И как даст мне. Крепкой натруженной ладонью. Изо всей силы. По щеке.