Приземления

Анна-Нина Коваленко

Во дворе большого дома то ли трудились, то ли хозяйничали какие-то люди, представленные мне как рабочие. Впрочем, они скоро исчезли, бесшумно уехали на своем грузовичке…

В доме не было ни одной картины, и вообще – все в нем, кроме холодильника, было пустым…

… Я плавала в бассейне – вода оказалась холодной и чистой.

Спустившись к берегу океана, собирала белые камушки.

Франческо все это время лежал на траве, лицом к небу.

(Пробегая мимо него со своими камушками, невольно отметила чуть странное выражение его лица: он будто боролся с неведомым мне искушением… Впрочем, богатство всегда придает людям – хотя бы чуть, немного – странности…)

Потом

мы, вместе усевшись на траве, читали его – несколько сумбурные – стихи, пили плохой кофе… Говорили о Гамлете.

Пятая встреча – прощание.

… Он позвонил и спросил, и вопрос прозвучал некстати: не мог ли бы он поселиться у нас, со мной, с нами.

Удивившись, смутившись, испугавшись разоблачения истинной своей бедности и устыдившись оной, ответила: это неудобно.

Почувствовала себя в чем-то виноватой: обещала немного подумать…

Под вечер он позвонил снова, сказал: улетает. Времени на путь к JFK* (*аэропорт в Нью-Йорке) – увидеть, проводить (оставить?) – было в обрез; денег – тоже.

* **

Между встречами. Матрешки.

Однажды Франческо рассказал мне по телефону, как он побывал в Москве.

Ему было пять лет. Он тогда все время проживал в лонг-айлендском доме, принадлежавшем ему с самого рождения, – в том, что на B.View. При нем постоянно был его гувернер, аккуратный англичанин Брюс. Изредка на глаза попадалась коренастая испанка со шваброй: проходила мимо в дом; исчезала, закончив уборку. Кто-то (как он думал) незримо и неслышно наводил чистоту и порядок, наполнял холодильник продуктами, бассейн – водой…Так было все детство. Из прогулочного двора можно было спуститься к океану – берег тоже безусловно принадлежал нашему герою. Соседний, вечно пустой, дом молча взирал на мальчика безлюдными окнами. Лишь однажды в окне упомянутого дома показалось лицо девушки. Лицо рассеянно обозревало зеленое пространство с заключенным в нем мальчиком Франческо, время от времени отхлебывая из подносимой ко рту чашки какой-то напиток, – чай или, скорей всего, кофе… Кофе кончился, девушка повернулась и ушла навсегда то ли вглубь дома, то ли вообще из живой природы особняков. Долгие годы вслед за этим событием воображение рисовало привидений, духов, инопланетян, слетавших спецрейсом в Лонг-Айленд.

Его старший брат проживал в таком же, но только другом особняке,

на С.Road, со своим гувернером. Братья не любили друг друга.

Мать с мужем жили в Париже, отец с подругой – в Риме.

… Когда Франческо исполнилось пять лет, к нему приехал отец и забрал его на время к себе в Рим, а затем в Москву, где у него, скромного итальянского миллионера, намечался выгодный контракт, а хорошеньий маленький мальчик Франческо своим присутствием мог помочь, – вернее, поспособствовать успеху мероприятия.

Улицы Москвы шестидесятых запомнились чистыми, светлыми, оживленными. На деловых и взрослых встречах Романо-Младшему больше всего хотелось пить, писать, спать, спрашивать, трогать… Однажды, улучив свободную минуту, отец привел его в магазин «Березка», где было много красивых вещей. Но более всего мальчика поразили своей красотой куклы под названием «Матрешки». Отец наотрез отказался купить «эти дорогие и бесполезные безделушки»; он нервничал, боялся куда-то «не успеть». Захваченный созерцанием «Матрешек», малыш сам не заметил, как потерял из виду отца. Вышел на улицу – вероятно, улицу Горького. Пошел вправо… Пошел влево… Заревел. Его тотчас окружили люди, о чем-то спрашивали по-русски, – он не понимал и плакал все громче и громче. Пришел полицейский* (*конечно, милиционер), тоже говорящий на непонятном

русском… Вечером в полицейский участок приехал отец, вызванный по телефону из отеля. Франческо в это время уже уплетал мороженое и беседовал по-английски с рыжым парнем, который пришел в полицию специально для контакта с «юным другом» Франческо. Несколько дней спустя оба Романо вернулись из Москвы: старший – в Рим, младший – на много-много лет в Лонг-Айленд, где он закончил университет, а потом путешествовал по Африке и Европе, писал стихи, скучал.

Матрешек никогда больше не видел, лишь вспоминал во сне; и еще – ту девушку, с чашкой в руках, за окном…

Поздней осенью 1989 года в день его тридцатилетия на адрес флорентийского пансионата «Via del Serragli» прийдет посылка из Нью-Йорка. Он откроет белую картонную коробку; из снегообразной ваты-амортизатора выглянет веселое чернобровое лицо Матрешки.

За Первой – Вторая, за Второй – Третья, за Третьей – … ... Седьмая, самая хрупкая в получившейся шеренге тезок, (со)держит маленькую голубую записку:

«Дорогой Франческо,

с днем рождения.

Матрешки».

«Благослови Господь на жизнь и поэзию», – подумала я, погружая деревянных красавиц в посылочную коробку.

* * *

Он уехал, улетел, потом писал мне отовсюду. Рим, Турин, Флоренция, Милан… Звонил – правда, «коллект»* (*т.е. за счет ресипиента, в данном случае, за мой счет – автор). Я оплачивала счета, влезая в долги, и была уже не в силах из них выбраться…

И вот мы с ним решили во что бы то ни стало увидеться. Не было денег. Не было денег все лето. Не было осенью. Зимой один коллекционер неожиданно прислал мне чек за картину, купленную «в рассрочку» больше года назад…

Билет на конец декабря я не достала. Рождество прошло врозь, новогодняя ночь – врозь. Наконец, связалась я с кампанией "NowVoyager". Содрав с меня лишние пятьдесят долларов за регистрацию, еще сто – как некий «залог», да триста пятьдесят – за «дешевый» билет (который я на руки так и не получила), таким образом они отправляли меня в качестве курьера на две недели в Милан с каким- то пакетом.

Визу удалось получить в два дня. Женщина-консул, оказавшая мне столь особое снисхождение, поверив на слово, что я не останусь в Италии, а вернусь к дочери и своим картинам, напутствовала фразой:

– Только будьте там осторожней…

Вечером накануне отлета позвонил Франческо и предложил встретиться в Париже. («Вот идиот», – заметила дочка). Я стала объяснять ему, что во-первых, для таких как я «stateless», нужно ждать визу для въезда в Париж месяцами, а не минутами; и во-вторых, невозможно отказаться теперь от поездки в качестве курьера без неприятных для себя последствий… «И в-третьих, – подумала я, – откуда же взять такие деньги?» Вообще, наша дружба все больше напоминала спортивный поединок между зайцем и черепахой… Кажется, уговорила его: обещал встретить в аэропорту в Милане. Напевая «ла-ла-ла-ла…» на музыку Andante, Simfonia Concertante (К.364) Моцарта, уложила в сумку вещи; приготовила портфолио для показа в миланских галереях и полетела…

* * *

Мне хорошо знаком полет,

Как ломота в уставших крыльях:

Распиливая небосвод

В мега-физических усильях,

В мета-физические сны

Лететь – влюбленным привиденьем,

Алкоголичкою Весны

На грани зимнего паденья…

… С утренней зарей прилетела в Милан, отдала свой курьерский пакет кому надо – Франческо на аэровокзале нет.

Вместе со всеми новоприбывшими села в автобус, который шел на центральный (железнодорожный) вокзал.

Звоню Франческо – к телефону никто не подходит.