Признание маленького черного платья

Бойл Элизабет

И ради вас тоже. Потому что вы не можете иметь жену-предательницу, когда так тяжело трудились для восстановления фамильной чести. А что станет с вашей и так уже беспокойной душой после убийства друга?

К ее вящему ужасу, лорд Норридж примчался обратно и рассыпался в извинениях.

– Мне так жаль, мисс Лэнгли, потому что мои попытки разыскать ваш футляр для рисования оказались безуспешными. – Он на мгновение замолчал. – Но, ах, он здесь, у ваших ног!

Девушка посмотрела вниз на футляр, а затем подняла глаза на фигуру в темной одежде,

исчезающую в доме.

– Это мне очень жаль, милорд. Я оказалась никудышной дурой.

Но она произнесла эти слова в интересах лорда Норриджа.

 

Устроившись в удобном кресле, тетушка Минти потянулась за вязанием, удивляясь редкой удаче, которая обеспечила ей такое комфортабельное существование на старости лет, после того, как она провела большую часть жизни в качестве самой лучшей воровки, которая когда-либо залезала в карман в Лондоне. Затем, когда возраст начал брать свое, и ее пальцы стали недостаточно проворными, она начала укрывать краденые карманные часы, драгоценности и другие безделушки для некоторых грабителей с большой дороги, из тех, что пользовались самой дурной славой. Но вместо того, чтобы раскачиваться в петле, как многие из ее знакомых, теперь она находилась в уюте и безопасности.

Араминта Фоллифут в некотором отношении была легендой среди своих подельников в Севен-Дайалс и Ньюгейте. Вероятно, через ее проворные пальцы прошло больше бриллиантов, изумрудов и других драгоценных камней, чем видела сама королева.

О, она хорошо прожила свою жизнь, когда-то любила, была замужем то ли один, то ли три раза – однажды за двумя парнями сразу из-за какой-то неразберихи с палачом, но эта неприятность уладилась сама собой, когда одного из парней застрелили при попытке украсть лошадь.

Да еще и у констебля.

– Морти был не самым смышленым парнем, – имела привычку добавлять тетушка Минти.

Но у Араминты никогда не было детей, которых она по-настоящему никогда и не хотела, пока ее не приютили и не окружили заботой сестры Лэнгли и их белокурая кузина, леди Филиппа. И с этими упрямыми, невероятными леди она узнала, из-за чего вся эта суета.

В то время как многие в обществе сочли бы скандальным и непростительным иметь бывшую карманницу и укрывательницу краденого в качестве компаньонки, для ее «бриллиантов», как Минти любила называть их, это не имело значения. Они любили ее так, как будто она была их родственницей.

И в ответ старушка любила всех троих, словно они были покрыты золотом.

– Вовсе не такие, как все эти остальные сомнительные особы, называющие себя леди Такая-то или графиня Этакая, – хвалилась она их кухарке, миссис Хатчинсон. – Стекляшки – вот что они такое, все эти прочие разукрашенные птицы, рядом с моими бриллиантами.

И ее бриллианты были довольно бойким трио, и если они хотели найти себе мужей и следовать за необычными мечтами, то тогда Араминта собиралась сделать все, что в ее власти, чтобы помочь им осуществить их сокровенные желания.

Она помогла Фелисити выйти замуж за ее герцога, не моргнула и глазом, когда Пиппин пришла к ней за помощью, а теперь, когда в большой, просторной комнате распахнулась дверь и внутрь на полной скорости влетела бледная Талли

с полными слез глазами, Араминта вздохнула.

Так теперь настала твоя очередь, детка? подумала она, бросив всего один взгляд на расстроенное выражение лица девушки.

Ее пальцы запутались в красной шерсти, вязальные спицы застыли.

– Талли-девочка! Это ты? Подойди и сядь рядом со мной, детка, и расскажи мне все.

Талли бросилась через комнату, дверь со стуком захлопнулась за ней. Она упала в объятия старушки и зарыдала.

– Ах, полно, Талли-девочка, ты не должна вот так плакать, – утешала ее тетушка Минти, осторожно откладывая в сторону вязание. В носках всегда есть потребность, но даже они могут подождать, когда одна из ее девочек нуждается в ней.

– Я совершила кучу ужасных ошибок, – призналась Талли.

Тетушка Минти вздохнула, потому что она услышала то же самое от Пиппин всего лишь несколько часов назад. Ей никогда не следовало соглашаться на то, чтобы они отослали ее прочь, даже несмотря на то, что это продлилось всего неделю. Потому что когда их сердца разбивались, то же самое происходило и с Араминтой – хотя ее пришлось бы подвесить за ноги над медвежьей ямой прежде, чем она призналась бы в чем-то подобном.

– Расскажи мне все об этом, – тихо попросила тетушка Минти.

И Талли рассказала.

К тому времени, когда девушка закончила, у Араминты было только две мысли.

Как же этот лорд Ларкен сможет не простить Талли? И если он этого не сделает, то лишится своих яиц.

Любому, кто сомневался, что у нее хватит решимости или твердости руки, чтобы произвести подобный выстрел, стоило бы порасспросить ее второго мужа, вечно похотливого Бертрама Фоллифута, который не перестал волочиться за женщинами, даже когда женился на Араминте. Но поскольку он уже жарился у черта на сковороде, то спрашивать лучше было у гробовщика.

– Бедный Берти, – пошутил этот парень на радость пьяной и ликующей толпе на поминках Бертрама. – Отправился в ад в своем лучшем костюме, но без лучших частей тела.

И такая же судьба ожидает лорда Ларкена, если тот будет играть с чувствами ее маленькой, дорогой девочки.

То есть он тоже не досчитается лучших частей своего тела.

 

Стоя перед зеркалом, миссис Браун вносила последние приготовления в свой туалет, когда дверь позади нее открылась.

– Сара, голубушка, это ты? Помни о том, что следует окружить особым вниманием лорда Гримстона. Из достоверного источника я узнала, что его поместье в Дареме таково, что по сравнению с ним это мрачное место выглядит весьма провинциально.

– У тебя всегда были дорогостоящие вкусы, не так ли, Эвелин? – послышался ответ.

От этого голоса по спине у миссис Браун пробежала дрожь.

– Аврора, – прошептала она. Опустив щетку и медленно обернувшись, потому что для собственной пользы никогда не следовало пугать ее, миссис Браун оказалась лицом к лицу с единственной женщиной, которой она желала провалиться в ад как никто другой.

Ее сестра. Убедительно замаскировавшаяся под судомойку, она одурачила бы своим видом любого. Кого угодно, кроме миссис Браун.