Признание маленького черного платья
Шрифт:
Со сном он сумеет справиться.
И все же красное пятнышко на его простынях – доказательство ее утраченной невинности – лишило его сомнений. Так же, как и ее сорочка, которую она забыла, торопясь ускользнуть от него.
Итак, ночь страсти в ее объятиях была настоящей. И это пугало Ларкена больше, чем любая тюрьма в Париже, чем любая тайная поездка в Испанию. Его страхи основывались не на том факте, что он обесчестил мисс Лэнгли – хотя ему не улыбалась ни перспектива встречи с Холлиндрейком на туманной лужайке с пистолетами и секундантами, ни то, как подобное свидание (дуэль,
Прошлой ночью, в те последние предрассветные часы, которые они провели вместе, она что-то сделала с его сердцем. Нежность ее прикосновений, когда она исследовала его тело, сладкое искушение ее губ, и нежные вздохи, когда она испытала экстаз в тот последний раз.
Ларкен запустил пальцы в волосы и уставился на террасу и лужайку за дверями.
Талли находилась там и ему нужно будет что-то сказать ей.
Но что?
Скажи ей, какие она у тебя вызывает чувства. Что тебя не волнует, что она сделала. Что ты находишь ее невозможной и опасной – и слишком соблазнительной, чтобы устоять перед ней. Что ты хочешь, чтобы она всегда была рядом с тобой, потому что ее улыбка, любопытство и склонность к неприятностям могут принести в твою мрачную жизнь свет, без которого ты не можешь позволить себе жить.
Ларкен покачал головой. Он не может сказать Талли обо всем этом точно так же, как не и может бросить погоню за Дэшуэллом.
Но он должен. В первый раз своей жизни барон ощутил себя вовлеченным в жизнь вне шпионажа и ухищрений, которой он жил слишком давно. И все из-за нее.
Теперь, когда война во Франции закончилась, а борьба с американцами ослабевала, где он окажется, когда все закончится? На дипломатическом посту, который занимал его отец? Маловероятно. Особенно без помощи Пимма. А этого ему не видать, если Ларкен не поймает Дэшуэлла… и не прикончит его.
Но где-то там для него существовала и другая жизнь. И блестящие глаза Талли и ее улыбка служили путеводной звездой в тот мир. В мир, где он родился и которого так старательно избегал.
Ларкен уже собрался сделать шаг наружу, чтобы разыскать ее, сказать ей… рассказать ей все, когда опасный, мрачный голос пробудил сомнения в его душе.
А кто знает, что она не делала свою работу, так же, как ты делал свою? Что ей на тебя не наплевать… что она не оплела твое сердце, точно так же, как это сделала Аврора с твоим отцом… только чтобы освободить Дэшуэлла, чтобы остановить тебя?
В этих сомнениях оказалось достаточно правды, чтобы остановить его на полушаге, замереть на месте. Потому что барон не сомневался, что Талли знала, кто он – или, вернее, знала, кем он не был – потому что его вализа была перерыта, пока он спал.
Ларкен не смог удержаться и улыбнулся. А он-то полагал, что ее хвастовство насчет умения вскрывать замки являлось всего лишь попыткой встряхнуть его, заставить выйти из образа викария.
Что ж, теперь она этого добилась.
В его мысли проник образ. У
В то время Ларкен считал это частью своего сна, но теперь он понял, что каким-то образом сквозь вызванный наркотиками дурман сумел увидеть, как Талли изучает его бумаги. Те самые, которые, по его мнению, были так хитроумно спрятаны.
Ему придется поговорить с мистером Стеннетом в следующий раз, когда он попадет в Лондон, о том, чтобы разработать новый дизайн для его дорожных вализ. Они не так защищены, как утверждал Стеннет. Ведь даже обычная мисс из Мэйфера смогла разгадать их тайны.
Мисс из Мэйфера, которая умеет взламывать замки, флиртовать как француженка и ругаться по-русски…
Он покачал головой. Нет, в Талли не было ничего обычного.
Ухватившись за дверной косяк так, что его ногти впились в дерево, Ларкен попытался придумать способ разобраться во всей этой путанице. Но нет, не оставалось ничего, кроме как подняться наверх, откопать Дэшуэлла – к черту приказы Пимма о том, чтобы сделать это тайно – прикончить американца и сбежать.
Покинуть этот дом. Покинуть Англию. Уехать от нее и от своего прошлого так далеко, как только удастся. Для него найдется кто-то еще. Какая-нибудь другая леди. Такая должна быть.
Та, которая ковыляет, пошатываясь, в украденных туфельках с высокими каблуками? Девушка, которая флиртует как куртизанка, а потом невинно падает в его объятия и крадет его сердце? Настаивает на том, чтобы держать мерзопакостную угрозу обуви вместо собаки? И обладает парой блестящих голубых глаз, которые умоляют увидеть добро в этом мире.
У Ларкена появилась тяжесть в груди, и когда он попытался сделать вдох, то ощутил себя так, словно кто-то проделал в нем дыру.
С помощью пушки.
Нет, он никогда не встретит другую такую леди, как Талли.
И все же, она способствует провалу его задания, делает все, что в ее силах, чтобы остановить его. Отвлекает внимание. Расстраивает планы.
Точно так же, как Аврора и ее «Орден Черной Лилии» поступали с его отцом.
– Черт возьми! – пробормотал барон себе под нос, пытаясь сложить все части вместе так, чтобы…
Нет, единственный способ покончить со всем этим – быстро обыскать этот дом сверху донизу, начав с апартаментов мисс Лэнгли и леди Филиппы. Где он, без сомнения, найдет Дэшуэлла.
Если только они уже не вывезли его из дома.
Повернувшись на каблуках и решительно настроившись покончить с этим делом, Ларкен обнаружил, что оказался лицом к лицу с другим своим противником.
С герцогиней Холлиндрейк.
– Мистер Райдер! – воскликнула она, торопливо приклеив на лицо улыбку, пока ее взгляд изучал его – осмотрительно, конечно же, – в поисках какого-либо признака нездоровья или иных расстройств. – Сегодня утром вы выглядите посвежевшим! – заявила леди, словно не до конца верила в это. – Что ж, тогда для вас еще есть надежда. В самом деле, вы даже кажетесь готовым к этому вечеру.