Признания в любви кровью написаны
Шрифт:
— Увидим, насколько я на него не похожа, — лишь сказала Уэнсдей, хотя где-то в глубине души что-то приятно ёкнуло от слов напарника. — Но не буду врать, он меня разочаровал, когда запретил деятельность «Белладонны». Да ещё и запер проход.
— Думается, вскоре он разочарует тебя только больше. Хотя, может, это я в нём ошибаюсь. Чёрт знает.
Она ему не ответила, но поняла, что ей изрядно поднадоело стоять без движения. Да и надо было уже переходить к расследованию убийства Бьянки. А секреты Винсента Торпа как-то сами по ходу раскроются. Особенно если
Безмолвно, с опущенной к полу головой, Уэнсдей прошла к своей постели и села напротив парня, последовав его примеру — скрестила ноги по-турецки и опёрлась на них руками. Приподняв голову, она вновь взглянула на него из-под нахмуренных бровей. Его недавно безрадостное лицо, со всё ещё колышущейся пред глазом прядкой, тронула лёгкая улыбка, а в не скрытом волосами глазу заиграли перемешанные огоньки. Частично радостные, а частично напряжённые.
— Всё-таки решила присесть? — произнёс он ласково.
— Хочу перейти к делу, — не меняясь в лице, заявила она.
— Тогда я буду краток, — от его голоса неожиданно завеяло почти таким же холодом, как у отцовского, однако с особыми приятными нотками решительности и праведного гнева. Такое Уэнсдей нравилось. — У меня есть несколько теорий, кто мог её убить. Если бы не отрезанные руки, я бы был уверен, что это кто-то из студентов. Ведь очень многие её ненавидели, и будем честными, было за что. Да и кто-то из её обожателей мог втайне желать ей гибели.
— На примере Тайлера мы знаем, что люди на всякое способны, — рассудила Уэнсдей. — Даже самые невинные на вид.
— А Тайлер был таким невинным на вид же… я же тебя предупреждал, помнишь? — от голоса разило ревностью. Странное чувство.
— Я помню, — кивнула она. — Какие у тебя ещё есть идеи? — почему-то слушать Ксавье было интересно.
— Вторая ещё банальнее. Её убить мог мой отец.
— Я тоже так подумала из-за отрезанных рук.
— Ага, — безрадостно согласился напарник. — А третья, что в этом замешана секта.
— А поподробнее?
— У Бьянки были сложные отношения с мамой. Та состояла в некой «общине», которая называется «Песня утра». Бьянка говорила, что особо не знала, что там происходит, потому что сбежала ещё лет в двенадцать, как только поняла, в чём дело. Основателю этой секты, Гидеону, зачем-то были нужны сирены. В прошлом семестре Бьянку постарались вернуть в секту, но не вышло. Возможно, поэтому её и убили. Или тут ещё что-то.
Уэнсдей коротко кивнула. Стоило поглубже копнуть в это дело. Она много читала про деятельность сект, и хотя редко какие действительно опускались до убийств, обычно лишь потрошили деньги из своих прихожан, но и таких прецедентов история хранила относительно немало.
Её устроили теории Ксавье, и было даже нечего добавить. Разве только предположение, что лишь какой-то сумасшедший нормис из Джерико решил расправиться с сиреной. Но эта теория уж слишком расплывчатая… а круг подозреваемых
— Телефон, — неожиданно для Ксавье заявила она, и Вещь тотчас протянул ей эту мелкую вычислительную машину.
В её галерее появились первые десять снимков — все были изображениями Бьянки с разных ракурсов. Три фото размазались, но на остальных всё выглядело чётче, нежели вживую. Девочка бегло осмотрела всё, но ничего нового не заметила.
— Вещь сделал фото, — она положила телефон между собой и парнем, и они вдвоём склонились над маленьким экраном.
Несколько раз нечаянно стукнулись лбами.
К счастью, никаких видений за этими прикосновениями не последовало.
— М-да, смотреть на компьютере было бы удобнее. В следующий раз я принесу ноут.
— Ладно… — лишь рассеянно ответила Уэнсдей, но потом резко выхватила телефон и поднесла его прямо к лицу — наконец на фото, сделанном откуда-то сверху, она заметила любопытную деталь.
Она пролистала остальные фото и удостоверилась в своей догадке — на теле отсутствовал кулон, скрывающий силы сирены. Под одеждой также его очертания отсутствовали. А она должна была носить его всегда.
— Убийца забрал медальон Бьянки, — заключила Уэнсдей.
— Это любопытно, — Ксавье прикусил губу.
— Ага.
Они ещё с полчаса обсуждали догадки, кому и зачем понадобилось это украшение, и под конец Ксавье зафиксировал все их предположения у себя в блокноте на телефоне. Он посоветовал и Уэнсдей так сделать, но та благоразумно отказалась — ей и СМС писать было неудобно.
Энид не возвращалась, а за окном стихия вновь разбушевалась: загремел гром, свет от молний зарябил в глазах, а стук капель заиграл новую мелодию.
— Эта погодка для тебя самое то, да? — парень вдруг улыбнулся.
— В такую погоду книги хорошо пишутся, — она закрыла глаза, вспомнив об образе целующейся парочки, что преследовал её прошлой ночью. Захотелось поморщиться.
— Я, кстати, жду, когда ты мне дашь почитать.
— Как раскроем дело, так и дам.
— Вредная ты, Уэнсдей, — заявил Ксавье и заулыбался как ребёнок. — А я вот летом нарисовал рисунок. Мне часто эта картина снится… не мог не нарисовать… — загадочно протянул он, но морочить голову не стал: сразу полез в сумку и вытянул оттуда большой лист, свёрнутый в тубу.
Ксавье не торопился его разворачивать, но всё же с каким-то благоговением продемонстрировал своё творение.
Уэнсдей ожидала там увидеть свой портрет, но не такой… она была запечатлена в полный рост и смотрелась повзрослевшей. Лет на двадцать пять, наверно… её волосы лежали в сложной высокой причёске, выразительное лицо подчёркивали штрихи тёмного макияжа, на приоткрытых алых губах — улыбка, а наряд показался по-настоящему роскошным. Длинное бальное платье с пышной чёрной юбкой подчёркивало фигуру, а глубокое декольте делало её похожей на роковую женщину. Но всё же счастливую… Уэнсдей никогда не представляла себя такой жизнерадостной.