Признания в любви кровью написаны
Шрифт:
— Прости… — голос у Энид прозвучал так, словно она плакала.
Вскочив на ноги, Уэнсдей проверила целостность носа — с него не шла кровь, и кость не ушла в неправильном направлении. Обошлось без травм.
Уэнсдей оглянулась по сторонам и поморщилась от гама вокруг. Оказалось, Энид уже вывела её на улицу, и они стояли прямо в том месте, где неделю назад обнаружили Бьянку. Как и в тот день, на площадке собралось множество взволнованных студентов… и снова в отдалении выла полицейская сирена. А кто-то даже испуганно кричал или плакал… как Энид, чьё лицо
По телу от догадки пошли мурашки. И, не имея сил терзать себя мыслями, Уэнсдей вновь стала расталкивать всех, кто стоял на пути, пока не добралась до нового трупа. Она ожидала увидеть там кого угодно — от незнакомца до Аякса или Ксавье. Но толпа окружила лежащего на спине в луже крови мальчишку с чёткими чертами мексиканца, который только недавно начал обретать желанную популярность среди девчонок, а также хвастался, что его пчёлы следят за всеми людьми в школе.
Разбитые стёкла от очков выкололи ему глаза, а от волос до шеи тянулась длинная полоса застывшей крови. Губы навеки застыли в немом крике, обнажающем ряд ровных зубов… а белоснежную пижаму окропили страшные алые разводы. Но руки мальчика остались на месте…
И если на труп Бьянки Уэнсдей могла смотреть, на погибшего Юджина — нет. Только не на него… он ведь её первый друг. Первый человек, кроме родителей и брата, о котором ей искренне захотелось беспокоиться. А его убили… навсегда стёрли с его лица добрую и наивную мальчишескую улыбку.
Смотря на погибшую Бьянку, удавалось держать контроль над эмоциями и думать холодно, как и полагается хорошему детективу. Но смерть Юджина словно что-то убила в её чёрной душе. Она наяву ощутила боль, как от удара ножом в сердце. Тотчас глаза защипало…
Она не могла смотреть на мальчика, которого во второй раз не смогла защитить. Только на этот раз она уже не могла попросить у него прощения…
Сглотнув ком в горле, Уэнсдей вновь распихнула всех, кто встал на пути, и убежала прочь. Ей было всё равно, куда. Только бы убежать подальше от Невермора. Прочь от места, где лежал её мёртвый друг. Но как бы далеко она ни бежала, на душе не становилось легче. Лезвие ножа беспощадно кромсало сердце на кусочки. На такую искусную пытку ни один палач в мире не был способен.
Эта боль оказалась сильнее, чем та, что она испытывала, когда умирала от рук Крэстоуна. Те ощущения просто постепенно спутывали сознание, и она почти ничего не чувствовала, кроме слабости. А боль от потери друга не отступала. И сбежать от неё было некуда.
Ощутив солёный вкус слёз на языке, она остановилась под каким-то столетним деревом в лесу и обессиленно упала на колени. Её сердце не выдержало пытки — и она заплакала. Чтоб хоть как-то дать всепоглощающей боли выход.
— Уэнсдей! — кричал кто-то, но она не узнавала голос.
А с губ сорвался судорожный всхлип. Но следующие удалось подавить.
— А говоришь, что ты плохой человек. Плохие не испытывают столько боли от чьей-то смерти, — вдруг она узнала голос Ксавье и
Он смотрел на неё с сочувствием и пониманием.
— Ты позволишь тебя обнять? Честно, это помогает, — Уэнсдей просто опустила голову, но возражать не стала.
Парень тотчас заключил её в объятия… и от тепла чужих рук на своём теле Уэнс впервые за многие годы, а может, впервые в жизни, дала волю истерике.
По лесу ещё долго разносились её истошные всхлипы.
========== Глава 7: Рисунок из ниоткуда ==========
На языке — горький и тягучий вкус смерти, безжалостно обжигающий горло, но в сердце — противоестественное тепло. Ничего не могло греть душу после жуткого убийства, даже крохотный тлеющий уголёк. Но это уже не в первый раз. Уэнсдей, всё из-за неё. Каждая невинная жертва нового психопата сближала его с этой таинственной девочкой с очаровательными косичками на фоне пугающей маски безразличия и ненависти ко всему.
А убийство Юджина и вовсе сорвало с её лица это напускное выражение. Впервые он видел, как эта холодная девочка сорвалась. Слёзы ей не шли… чересчур чужие, не подходящие её привычно очаровательно злому личику. Но Ксавье в глубине души радовался — он обнимал Уэнсдей, что наконец решилась подтвердить его мысли. Пускай она необычная и для большинства покажется странной и пугающей, в её груди бьётся по-особенному, но доброе сердце. Только жалко, что раскрыла она это по такому поводу. Ксавье почти не знал этого любителя пчёл, но он уж точно смерти не заслуживал. Просто по-настоящему хороший и искренний парень, увлечённый любимым делом. Таких в мире немного. Но какой-то псих или какие-то психи решили, что его надо убить.
И теперь в его объятиях уже долго истерично всхлипывала та, что, казалось, вовсе плакать не умеет. Но оказалось, она лишь хорошо сама себе врала, скрывая чувства глубоко в душе. И быть может, где-то в ещё более глубоком закоулке её подсознания, под сотней замков, горит маленький костерок или свечка тёплых чувств к нему.
Ксавье решил, что если так оно и есть, он как-нибудь отыщет все ключи, отопрёт все двери и поможет пламени разгореться. Но как-нибудь в другой раз… не в день смерти Юджина. Сам себя он считал хорошим парнем и не собирался использовать минуты, когда Уэнсдей плохо, чтоб нагло взломать замки к её сердцу. Если она того пожелает в такой день — тогда уж сама отопрёт их. А он в другие дни попытает удачу в стараниях разобраться с ними.
Он прижимал к груди голову плачущей, такой неожиданно беззащитной Уэнсдей, пока она вдруг не затихла. Рыдания стихли, а её до того напряженное, как всегда, тело расслабилось, будто обмякло. И хотя Ксавье хотелось, чтоб она могла в его руках расслабляться, но не так он себе это представлял…
Опустив настороженный взгляд, он увидел, что на её непривычном, красном и опухшем лице глаза закрылись, а губы безвольно приоткрылись. Из растрёпанных кос выбилось несколько милых чёрных прядок. Сначала Ксавье сослался на наваждение, но девушка вправду заснула.