Призрак Перл-Харбора. Тайная война
Шрифт:
— Скрипит, — презрительно заметил Берия.
— Ты смотри — пережила всех!
— Последняя. Из эсеров больше никого не осталось.
— Прощения не просит?
— Нет.
— Гордая! Ну и пусть подыхает! — Сталин с ожесточением поставил на первом листе жирную роспись.
Берия с облегчением вздохнул и сложил списки в папку. Но Хозяин не отпускал. Почистив трубку, он набил ее табаком и закурил. Дым причудливыми кольцами поднимался к потолку. В наступившей тишине было слышно, как между стекол бьется ожившая на солнце муха.
— Лаврентий, — впервые за время
— Теперь только искры полетят, — поддакнул Берия.
— Искры — это только начало, — взгляд Сталина затуманился. — Грызня этих империалистических хищников не только облегчит наше положение на фронтах. Она разбудит рабочий класс и крестьянство в Китае, Юго-Восточной Азии и Индии. Великая революция на Востоке, зерна которой обильно политы в начале века кровью трудящихся, сметет последние остатки китайских богдыханов и разрушит Британскую империю. С Китая мы начнем новый поход против мирового империализма. И он завершится полной победой социализма!
— Мы активно работаем в этом направлении, Иосиф Виссарионович. Только в одном Китае задействовано четыре резидентуры. За последние полгода значительно укрепились наши оперативные позиции в Америке и Индии, — доложил Берия.
— До конца войны далеко, — продолжал размышлять Сталин, — но победа будет за нами! На пути к ней возможны отдельные поражения, но независимо от них судьбы Гитлера и Германии предопределены. Поэтому уже сегодня мы обязаны думать о будущем. Кто станет в нем нашим врагом, а кто союзником? И здесь ведущая роль принадлежит твоему ведомству. В чужой стране лучше иметь своего президента, чем посылать туда армию. Последняя операция показывает — НКВД способен решать такие задачи.
Берия зарделся от похвалы и не удержался от славословия:
— Иосиф Виссарионович, только под вашим гениальным руководством нам удалось провести эту блестящую операцию!
Сталин поморщился и строго заметил:
— Мы, коммунисты, должны быть скромны. В наших рядах нет ни первых, ни последних. Все мы — рядовые бойцы партии, и наши жизни принадлежат только ей и Великой революции.
— Да, конечно! На чекистов вы всегда можете положиться! Для них нет и не может быть большей чести, чем отдать жизнь за партию.
— Жизнь, говоришь? А чего она стоит на весах истории? — загадочно сказал Сталин и ушел в себя.
Берия терпеливо ждал, и следующее заявление огорошило его.
— Лаврентий, твои разведчики в Китае и Америке были настоящими героями. Родина их не забудет и воздаст по заслугам.
— Почему… были, товарищ Сталин? Они живы и продолжают активно работать. Японцам удалось захватить только несколько человек, но они молчат.
— А Зорге? Подлец! На первом же допросе сознался, что работает на нас!
— Ему ничего неизвестно об этой операции, — промямлил Берия.
— Лаврентий, ты что, меня не понял? — Сталин выразительно посмотрел на него и сухо отрезал: — Семьи героев не должны знать нужды, а предателей надо уничтожить! Если потребуется, тебе поможет Абакумов, у него хватка бульдожья.
— Я сам справлюсь, товарищ Сталин!
—
— Я все понял, товарищ Сталин! — заверил Берия и под немигающим взглядом Вождя почувствовал себя, как кролик перед пастью удава. Страх когтистыми лапами сжал сердце.
«На каком решении остановится Сухорукий? — лихорадочно соображал он. — Выкосить только резидентуру? Управление? А, может, и меня? Недаром вспомнил бульдога Абакумова», — и, собравшись с духом, Берия заявил:
— Товарищ Сталин, ни один виновный не уйдет от справедливого возмездия! Я сделаю все…
— В общем, Лаврентий, внимательно разберись. Нашим союзникам не должна поступить ложная информация от перебежчиков и провокаторов! Еще не хватало, чтобы Рузвельт подумал, что мы виляли им, как собачьим хвостом, — закончил прием Сталин.
Через несколько часов за подписью наркома внутренних дел СССР Лаврентия Берии в адрес руководителей харбинской и нью-йорской резидентур были направлены срочные радиограммы. В них предписывалось принять все меры по незамедлительному выводу в Центр агентов Сана, Гордона, Курьера, Доктора и Павлова.
Глава 16
Посол Японии в США адмирал Кисисабуро Номура последние дни не покидал посольства и большую часть времени проводил в своем кабинете, ожидая экстренных указаний из МИДа. Пауза невыносимо долго затягивалась; на календаре было 6 декабря. Пошли семнадцатые сутки с того часа, как из Токио поступило зловещее сообщение «Ветры».
В тот ноябрьский день, казалось, ничто не предвещало наступления роковых событий. В посольстве все шло своим, давно заведенным чередом. После завтрака Номура, как обычно, связался с министерством иностранных дел в Токио. Обмен радиограммами был коротким и не содержал в себе ничего необычного. Министр Сигенори Того ограничился общими рекомендациями по спорным вопросам на переговорах с госсекретарем США Корделлом Хэллом, акцентировал внимание на том, что окончательное предложение американцам должно быть передано двадцатого, и установил предельный срок подписания соглашения — 25 ноября, доклад посольства принял к сведению, и больше ни слова, ни малейшего намека на то, что в Токио зрели совершенно иные планы. Зловещая тень Пёрл-Харбора даже для своих искусно пряталась в словесную дымовую завесу.
После доклада, просмотрев поступившую почту, Номура незадолго до обеда вместе с Курусу, спецпредставителем МИДа, выехали в Госдеп для встречи с Хэллом. Несмотря на острые дискуссии и серьезные разногласия, возникшие в ходе предыдущих бесед 15 и 17 ноября, госсекретарь встретил их приветливо. То ли доброе расположение Хэлла, то ли что-то другое повлияло на Курусу, он тоже смягчил позицию — не стал настаивать на требованиях по Индокитаю — и переговоры перешли в конструктивное русло. В конце беседы стали просматриваться контуры будущего соглашения. В посольство Номура возвратился в приподнятом настроении. Его напряженная, многомесячная работа по урегулированию отношений между США и Японией и исключению военного противостояния принесла свои плоды.